ДУХОВНИК «ОПЫТНОГО СТРАННИКА»

Его старцы

Анонимный автор одного из первых биографических очерков о Григории Ефимовиче писал: «Вся жизнь Распутина с момента его выезда из села Покровского и времени первого появления в Петрограде носит поистине таинственный и загадочный характер»[1]. Так оно и есть вплоть до сегодняшнего дня.

Часто приходится слышать: а был ли у Г.Е. Распутина духовник, кто его наставлял, к кому он обращался за советом?

Ставят вопрос и в более резкой, даже обличительной форме: «...Пусть нам ответят: кто был его духовным отцом? Православные люди, вдумайтесь и сделайте выводы: у старцев Распутин не окормлялся, а постоянного, серьезного и вдумчивого духовника у него не было»[2]. (Когда говорят так, обычно имеют в виду себя - «постоянного, серьезного и вдумчивого»...)

На основе таких желательных «для дела» догадок составлено т.н. приложение № 4 к докладу митрополита Ювеналия на Архиерейском соборе 2004 г., в котором, в частности, утверждается, что подвизался Григорий Ефимович «самостоятельно, без какого-либо духовного руководства». А вот и «доказательство» (вполне в духе А.Я. Вышинского: признание - царица доказательств): ссылаясь на «Житие опытного странника», составители приложения пишут: «О своих духовных наставниках, если таковые и были, автор "Жития" умалчивает». Ну, а что если «таковые» всё-таки действительно были?

«Мы ленивы и нелюбопытны»? Или просто так «удобно»?

А, может, просто всё сдводится к современным требованиям, когда насельники монастырей обязаны назвать в анкете своих духовных отцов. Но молчание Распутина и в таком случае простительно. Он такой анкеты не получал.

Однако шутки (хоть и с весьма печальным подтекстом) в сторону. Все наветы подобного рода восходят к «свидетельству» митрополита Вениамина (Федченкова). Однако даже по форме своей его слова - не свидетельство, а, скорее, рассуждение или предположение, сделанное на основе позднейших размышлений: «...Он подвизался без руководства, самостоятельно и преждевременно вышел в мiр руководить другими»[3]. Судя по всему, внешняя простота Григория Ефимовича, некоторая его словоохотливость и откровенность имели все-таки свои строгие границы.

Для каждого, ведущего духовную жизнь совершенно очевидно, что наличие духовника, как и вообще духовное руководство и послушание, - тайна человека перед Богом. Не было никогда на Святой Руси моды духовниками хвалиться. Кто знал духовника о. Иоанна Кронштадтского? Блаженной Ксении? Преподобного Серафима? Но главное - кто спрашивал? Был человек Божий, к нему и шли... Какие уж тут бумажки?..

И всё же узнать того, у кого духовно окормлялся Григорий Ефимович, важно не столько для того, чтобы разоблачить очередные выдумки, а прежде всего для того, чтобы лучше понять его самого.

Глубоко изучавший родословие и наследственность, священник Павел Флоренский интересовался не только «генеалогией телесной», но и «генеалогией духовной». «...Как по физической наследственности предки кладут свои печати на свое потомство, - отмечал он, - [...] в духовной жизни мы опять имеем дело с своего рода наследственностью, с передачею характерных черт духовному потомству...»[4] И далее: «...Понять связанных между собою единством духовной жизни лиц, духовных родичей, т.е изучить духовный род, как одно целое, чрезвычайно важно и интересно. Вы понимаете, конечно, я разумею прежде всего старчество, как сообщение другому, духовному сыну, окормляемому [...] умного делания, духовного созерцания, открывающего новые способности и новую жизнь. Вы знаете, что по учению аскетов, духовную жизнь можно, вообще говоря, получить не иначе, как от имеющего ее уже старца. Она, вообще говоря, не может быть самоначальной»[5].

Это, между прочим, к сведению тех, кто, вопреки ставшим известным теперь фактам, продолжает писать о том, что Г.Е. Распутин «не имел наставника, не прошел школы послушания»[6]. Нельзя же, наконец, быть столь гордыми и самонадеянными, чтобы наше незнание и нелюбопытство возводить в абсолют.

«Ты должен неустанно молиться о том, чтобы тебе было даровано понимание и руководство»[7], - так, по свидетельству дочери Матрёны, наставлял ее отца верхотурский монах Макарий, который, в конце концов, и стал старцем Григория Ефимовича.

О том, что он подвизался не без руководства, свидетельствует даже вдоль и поперек цитируемая книга «Житие опытного странника»: «Вот еще враг хитрый задает такие фразы и научает: "пустынники молились и постились и Сам Господь 40-дневный пост нес, а ты, что за человек, за молитвенник и за постник, попостуй и соединись с Господом". Вот мы и начинаем постовать и молиться недели, не спрося ни у какого старца, а сами от себя. Что же получится? Получится самомнение и в глазах картина, что из подвижников подвижник, и будет видение и голос от иконы и потом что же? Враг так сумеет подойти с Божественной стороны, что и срисовать никак невозможно. С большого поста, от физической усталости заболевает спина и нервы расстраиваются и не хочет человек разговаривать ни с кем. Все кажутся в очах его из грешников, нередко голова кружится, от слабости падают на пол и часто становятся ненормальными. Вот где нас добил враг, где нам поставил сети: в посте, в молитве доспел нас чудотворцами и явилась у нас на всё прелесть. Тут-то мы забыли и дни и часы и Евангельское слово отстоит далеко от нас»[8].

Вот, что, по Григорию Ефимовичу, означало подвизаться без духовника!

За свою, в общем-то недолгую, жизнь (прожил Григорий Ефимович всего 47 лет) ему пришлось общаться со многими подвижниками, людьми святой жизни. (О некоторых из них мы еще расскажем). Пока же упомянем о некой старице, у которой в 1890-е годы окормлялся Г.Е. Распутин. Об этом нам рассказал Л.Е. Болотин, утверждающий, что самолично читал сведения об этом в личном фонде Царя или Царицы в Государственном архиве Российской Федерации. Моему собеседнику накрепко врезалось в память предсказание этой сибирской духоносицы о том, что «в последние времена люди будут издыхать от лютых недоумений». (Не от голода, войн или болезней - от лютых недоумений!)

Но существовал и его старец. Именно к нему впоследствии Царственные Мученики посылали Своего духовника навести справки о духовном его сыне - Г.Е. Распутине. Позднее и сам этот старец по Высочайшей воле приезжал в Петербург свидетельствовать о чаде своем духовном. (Ни к настоятелю Покровского прихода послали, ни к какому-либо иному пастырю, а к о. Макарию, чей духовный авторитет был довольно высок и вне стен родной его обители.)

Именно это последнее обстоятельство старательно всячески обходит А.Н. Варламов, новейший биограф Г.Е. Распутина, неуклюже пытаясь даже отрицать очевидное[9]. Между тем автор фундаментального, основанного на изучении большого количества архивных источников, исследования о Верхотурской обители игумен Тихон (Затёкин) совершенно определённо пишет о том, что сам Г.Е. Распутин «считал своим старцем-духовником» о. Макария[10].

Речь идет о монахе Макарии из Свято-Никольского Верхотурского монастыря.

Чисто внешне он был простой монах, не имевший даже священного сана, но людям православным, думаю, объяснять не надо, что «откровение помыслов» не есть исповедь, а само старческое окормление не находится в строгой зависимости от иерейского рукоположения. Среди Пустынных Отцов мало было тех, кто имел священный сан.

С Верхотурской обителью, с праведным Симеоном, покоящимся там в мощах, у Григория Ефимовича издавна существовала особая связь.

 «Повелел ему это сделать, - писал, имея в виду начало странничества Г.Е. Распутина, будущий его злой гений, расстрига "Илиодор" Труфанов, - св. Симеон Верхотурский. Он явился ему во сне и сказал: "Григорий! Иди, странствуй и спасай людей". Он пошел. На пути в одном доме он повстречал чудотворную икону Абалакской Божией Матери, которую монахи носили по селениям. Григорий заночевал в той комнате, где была икона. Ночью проснулся, смотрит, а икона плачет, и он слышит слова: "Григорий! Я плачу о грехах людских; иди странствуй, очищай людей от грехов их и снимай с них страсти"»[11].

По другой версии, Г.Е. Распутин ходил в Верхотурский монастырь якобы вместо отца, давшего обет идти туда пешком, но медлившего с исполнением данного слова.

Наконец, считали, что на Григория сильно повлияла беседа его с будущим Владыкой Мелетием (Заборовским, 1869†1946).

«Жил, таким образом, Григорий до 30 лет, - писал помянутый нами политический ссыльный А.И. Сенин, - а потом вдруг резко и безповоротно изменил свое поведение: сделался чрезвычайно набожен, кроток, воздержан, совершенно бросил пить, курить, пошел по монастырям. Внешним поводом к тому послужило, как рассказывают, поездка его в Тюмень, куда он отвозил студента Духовной академии - монаха Мелетия Заборовского, который состоит ныне ректором Томской духовной семинарии»[12].

Слышавший об этом, вероятно, во Дворце, рассказы воспитатель Наследника швейцарец Пьер Жильяр писал: «Однажды Распутину случилось везти в Верхотурский монастырь одного священника, который, завязав с ним разговор, был поражен живостью его природных дарований. Своими вопросами он довёл его до признания в его безпутной жизни, увещевал его посвятить Богу столь дурно применяемый им пыл. Эти убеждения произвели на Григория [...] сильное впечатление...»[13]

Это был первый архиерей (хоть и ставший им впоследствии), встретившийся на пути Григория Ефимовича.

Владыка Мелетий, а в описываемое время студент Тобольской духовной семинарии Михаил Заборовский, родился в Тобольской губернии в семье священника. В октябре 1889 г., закончив семинарию, был рукоположен во иереи. Овдовев в 1891 г., в 1898 г. он был пострижен в монахи с именем Мелетий. После окончания Казанской духовной академии (1899) он был поставлен заведовать Миссионерским катехизаторским училищем в Бийске (1900). В 1904 г. о. Мелетий был возведен в сан архимандрита, а еще через два года (в 1906 г.) назначен ректором Томской духовной семинарии. 21 ноября 1908 г. его хиротонисали во епископа Барнаульского, викарий Томской епархии. Таким образом Владыка, по крайней мере с 1900 г. был связан со Святителем Макарием (Невским-Парвицким), впоследствии находившимся в общении с Г.Е. Распутиным. (В то время Владыка Макарий, известный алтайский миссионер, был архиепископом Томским[14].)

Таков был первый путеводитель Григория Ефимовича в мiре духовном. Именно он наставил молодого покровчанина на добрый путь, чего горячо жаждала и душа его самого.

Не обходил будущий Владыка вниманием Распутина и позднее. (Видимо, тот чем-то ему запомнился.) В августе 1907 г. Григорий Ефимович рассказывал тобольскому священнику Александру Юрьевскому о том, что недавно «о. Мелетий был у своих родственников в Тюменском уезде и посетил даже его, Распутина», в Покровском[15].

***

Сам Григорий Ефимович писал: «Вся жизнь моя была болезни. Всякую весну я по сорок ночей не спал. Сон будто как забытье, так и проводил всё время с 15 лет до 38 лет. Вот что там более меня толкнуло на новую жизнь. Медицина мне не помогала, со мной ночами бывало как с маленьким, мочился в постели. Киевские сродники исцелили и Симеон Праведный Верхотурский дал силы познать дух истины и уврачевал болезнь безсонницы»[16]. (Кстати, первого человека, исцелившегося от святых цельбоносных мощей Чудотворца, звали ...Григорий. Был это слуга некоего воеводы Антония Савелова. Случилось чудо в 1692 г. при выходе гроба Правденика из земли, задолго до прославления, когда само имя Святого было еще неведомо[17].)

Праведник, за 300 лет до того живший в Меркушине, в Туре, как и Григорий, рыбу ловил. «Рыбарь Чудотворец Симеон Верхотурский. Именно Рыбарь»[18], - говорил о нем Распутин. Таким, за рыбной ловлей, был он изображен и на одной из сторон серебряной раки[19]. Жительствовал он в странничестве, работал по найму, а кончина наступила от чревной болезни.

Не только прошлое, но и само имя Праведника было на первых порах неведомо и лишь чудесным образом открыто одновременно митрополиту и местному священнику. Людская молва именовала его дворянином и даже Рюриковичем, оказавшимся в их краях то ли в связи с посольством в Китай, то ли вслед за сосланной в 1619 г. в Верхотурье несостоявшейся невестой Царя Михаила Феодоровича Марией Ивановной Хлоповой († 1633), а то и просто скрываясь[20].

До сего дня зеленый откос крутого лугового берега в Меркушине прорывает целая группа серых камней, на одном из которых любил сидеть Симеон. «...Воды, напоенные в верховьях реки звоном верхотурских колоколов, в свое время притекают к избам Покровского»[21]...

Дочь Григория Ефимовича Матрёна, по семейным памятям, в своих воспоминаниях так пишет о первой попытке паломничества ее отца к праведному Симеону: «...Мало-помалу он почувствовал непреодолимое желание самому отправиться к Святым Местам. Это стало настоящим наваждением, внутренней необходимостью. В возрасте 15 лет он решился и, не говоря ни слова кому следует, оставил работу и поля, которые так любил, и отправился в Верхотурье. Но его отсутствие скоро заметили. Мой дед и бабка заявили о его исчезновении в деревенскую управу, и на следующий день его арестовали, когда он с котомкой возвращался из Верхотурья»[22].

«...Исчез из дому и попал на богомолье в знаменитый в Сибири Верхотурский монастырь»[23], - пишут нынешние знатоки местной старины.

В других, более поздних воспоминаниях Матрёна пишет о том, что это случилось годом позже, в 16 лет[24]. Памятуя год рождения Распутина, первое паломничество в Верхотурье Григория состоялось либо в 1884, либо в 1885 году. Было это во время настоятельства в обители архимандрита Григория (Зеленина, †18.4.1892).

Вынужденный в тот раз вернуться домой, он «упорно твердил, что настанет день, когда он сможет осуществить свою мечту - мечту своей жизни - и никто его не остановит»[25].

И действительно, ходил в Верхотурье Григорий и позже. «Дни, когда он брал свою котомку и посох, чтобы отправиться в Верхотурье поклониться мощам св. праведного Симеона - его любимого святого (чтоб попасть туда, нужно было идти пешком две недели), были счастливейшими его днями»[26], - писала его дочь. «Когда мне было двадцать лет, - делился в 1912 г. Распутин воспоминаниями о прошлом с одним из своих собеседников, - у меня разные такие мысли лезли, да в это время очень грудь болела... Я пошел к святым мощам в Верхотурье... Крепко там молился... Легко стало...»[27] Согласно архивным документам и устным свидетельствам, одно время Григорий Ефимович даже жил в монастыре год или два в качестве трудника, обучившись там чтению и письму[28].

Знания, конечно, он приобрел не Бог весть какие: «Я-то и грамоты не знаю... По складам читаю... Словно дитя малое... [...] ...Азбуку едва осилил...»[29] Но всё же...

Летом 1915 г. Григорий Ефимович на пароходе «Тоболяк» наставлял 12-летнего паренька: «Учись, тяжело неграмотному»[30].

Но, с другой стороны... «Мужичок мудреный и опытный... Одно жалко, что у него ум спит, потому что он не был в гимназии. Не известно однако, что бы с ним стало, кабы поучился»[31].

Была ли у Распутина, состоявшего с 1887 г. в законном венчанном браке, мысль остаться в монастыре? Ведь тому примеры были. В той же, скажем, Верхотурской обители. Приехавшим в 1910 г. в монастырь паломникам гостиничный монах весьма обыденно рассказывал о том, что он «был зажиточным мужиком. "Но знаете, в мiру мужики слишком много ругаются, я этого не терплю. И однажды я все бросил и ушел. Жена и до сих пор не знает, что со мной сталось. Я с ней не попрощался". - "Вы, значит, не любили жену?" - "Напротив, мы с ней очень хорошо жили. Но, знаете, там везде ругань. А здесь тишина, и мир, и душе спасенье. Мне так больше нравится"»[32].

В «Житии опытного странника» Григорий Ефимович пишет: «Много монастырей обходил я во славу Божию, но не советую вообще духовную жизнь такого рода - бросить жену и удалиться в монастырь. Много я видел там людей; они не живут как монахи, а живут как хотят и жены их не сохраняют того, что обещали мужу. Вот тут-то и совершился на них ад! Нужно себя более испытывать на своем селе годами, быть испытанным и опытным, потом и совершать это дело. Чтобы опыт пересиливал букву, чтобы он был в тебе хозяин, и чтобы жена была такая же опытная, как и сам, чтобы в мiре еще потерпела бы все нужды и пережила все скорби. Так много, много, чтобы видели оба, вот тогда совершится на них Христос в обители Своей»[33].

О том же, видимо со слов отца, говорила и Матрёна: «Кажется, у него была мысль уйти в монастырь, но потом он эту мысль оставил. Он говорил, что ему не по душе монастырская жизнь, что монахи не блюдут нравственности и что лучше спасаться в мiру»[34].

«Духом удаляться будто как в пустыню, - поведал о своём пути сам Григорий Ефимович. - Наипаче Иисусову молитву творить: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного". Куда идешь или едешь, как это сохранишь в себе, будешь ты у Бога и схимник и иеросхимонах. Иеросхимонах заставлен молиться, а ты сделаешь это по своей воле и Святые Таины примешь дважды в великое говение»[35].

Другое, уже более осмысленное паломничество в Верхотурье Распутина состоялось через несколько лет. «За первой радостью молодой четы, - вспоминала его дочь Матрона, - пришло несчастье: внезапная смерть первенца через шесть месяцев после рождения»[36].

Судя по сохранившимся метрическим книгам церкви Покровской слободы, речь могла идти о Михаиле, родившемся, правда, 29 сентября 1888 г., а скончавшемся от скарлатины в возрасте четырех с половиной лет, 16 апреля (либо 16 мая) 1893 года. Дети в семье Распутиных от коклюша и дизентерии умирали и позже, однако смерть первенца, как видно, опечалила Григория особо.

«Эта смерть, - писала Матрёна, - страшно потрясла моих родителей. Отец мой, морально надломленный, решил совершить паломничество в монастырь в Верхотурье. Не теряя времени, он собрался в дорогу. По обычаю, ему дали Евангелие, котомку с бельем и сухарями»[37]. Факт этого паломничества подтверждается, между прочим, в «Биографии Распутина», опубликованной еще в 1914 году[38].

***

Во время первых своих паломничеств Г.Е. Распутин еще застал в обители знаменитых уральских старцев - монаха Адриана (основателя Кыртомского Крестовоздвиженского монастыря[39]), схимонаха Илию и старца-простеца Евдокима Плёнкина, у келлий которых постоянно толпился народ.

Начало старчества в обители тесно связано с изменением ее характера. Дело в том, что со времени основания монастыря в 1604 г. он относился к числу т.н. штатных, в которых доходность поступала в раздел между братствующими. Между тем, еще с начала XVIII столетия всё больше предпочтение в глазах церковных и светских властей отдаётся обителям общежительным, т.е. таким, где «общими были не только трапеза, но и одежда, обувь, келейная утварь, где иночествующие не могли самостоятельно торговать изделиями своего рукоделия, где всё имущество, которым располагал тот или иной монах, становилось собственностью всей общины, где не было персонального жалования каждому насельнику, а нужды их удовлетворялись по мере надобности из монастырской казны»[40].

Распоряжение о введении в Верхотурском Николаевском монастыре общежития было дано Св. Синодом в указе от 4 октября 1893 г. Такое решение мотивировалось тем, что «монастырь и по самому положению своему в Приуральском крае, зараженном расколом, и по благоговейному почитанию нетленных и многоцелебных мощей св. праведного Симеона, почивающих в сей обители и ежегодно привлекающих под ее кров многие тысячи паломников из близких и отдалённых мест, требует особливой попечительности о внутреннем духовном его благоустроении, дабы служить твёрдым оплотом Православия на Урале и подавать назидательные уроки веры и благочестия притекающим в обитель богомольцам»[41].

Для водворения в обители новых порядков указом Св. Синода настоятелем был назначен иеромонах Валаамского монастыря Иов (Брюхов, 1836†21.8.1913), которого возвели в сан архимандрита. В декабре 1893 г. он вместе с несколькими другими валаамскими насельниками прибыл в Верхотурье. К его приходу братия составляла 13 монахов, включая прежнего настоятеля архимандрита Макария (Конюхова, 1829†26.8.1893). Через пять лет в монастыре насчитывалось уже 98 насельников, подавляющее большинство из которых (68,7%) были выходцы из крестьян (14,6% - из отставных солдат и казаков; 7,3% - из мещан; 5,2% - из семей духовенства; 4,2% - из семей чиновников)[42].

Среди монахов-валаамцев опытом и высоким духовным уровнем выделялся схимонах Илия (Чеботарёв, 1828/1830†30.11.1900), происходивший из курских мещан и в 1862-1893 гг. подвизавшийся в Валаамском Спасо-Преображенском монастыре. То был едва ли не первый в Верхотурье  монах в великом ангельском чине. Первоначально он нёс послушание при мощах св. Симеона.

Опытность духовной жизни о. Илии почти сразу же была признана паломниками всякого звания. Наставлениями старца пользовался не только простой народ, но и лица высокого звания. Началось безпрерывное посещение его келлии как монашествующими, так и мiрянами. Вскоре настоятель о. Иов выстроил для искавшего молитвенного уединения схимника одинокую келлию вблизи Октайской монастырской заимки в 8 верстах от города. Место впоследствии получило название Большой Октай.

Однако почитатели старца вскоре нашли дорогу и сюда. Дело в том, что заимка находилась вблизи Горо-Благодатского грунтового тракта, по которому богомольцы ходили на поклонение к св. мощам в Верхотурье. По пути на ночлег и отдых паломники останавливались именно здесь. Тут же состоялась знаменательная встреча схимонаха Илии со старцем-простецом Евдокимом.

Евдоким Арефьевич Плёнкин (1830†17.11.1905) - екатеринбургский мещанин - был человеком семейным. У него была дочь Матрёна. «С молодых лет стремился он к отшельнической жизни, но осуществить этого долго не находил возможным, как человек семейный и оседлый. Несмотря на это он всё же вел жизнь свою правильной и добродетельной. Хотя и неграмотный, но по силам своим никогда не оставлял принятого им молитвенного правила, в своё время посещал и храм Божий. В конце концов, когда ему было уже около 60 лет, он оставил дом свой и семейство, которое уже не требовало от него никакой помощи. Первоначально прибыл он в Верхотурский монастырь...»[43] «Но пробыл там недолго и в 1892 году арендовал участок земли, около двадцати десятин, в кедровнике на реке Малый Октай. Там построил себе келлию и стал вести отшельнический образ жизни. Человек он был неграмотный, но молитвы знал, запомнив их на слух. Жизнь на Октае проводил в трудах (занимался рыболовством) и молитвах. Монашеского пострига так и не принял»[44]. Богомольцы, приходившие к нему, стали почитать его за святого.

Однако, «не имея близкого человека, который бы мог быть его духовным руководителем, он впал в изнеможение [...] Вот ему и посоветовали обратиться в этой скорби именно к... о. Илии. [...] При входе в келлию о. Илии, Евдоким Плёнкин был поражён тем, что они один другого видят в первый еще раз, но, несмотря на это, о. Илия, предваряя Плёнкина, сказал: "Бог поможет, не смущайся; почто старец колеблешься и малодушествуешь в то время, когда готовится тебе награда от Господа, - напрасно". [...] Плёнкин возвратился в свою пустынную келлию, продолжая свои подвиги. С этих пор он всецело и поручил себя руководству о. Илии»[45].

До самой кончины схимонаха старцы оставались неразлучными. После долгих уговоров о. Илия 17 августа 1896 г. переехал на жительство в скит к Евдокиму Плёнкину, в монастырской переписке именовавшийся пустынью и располагавшийся в 25 верстах от Верхотурья на речке Малый Октай. Схимонаху была устроена отдельная келлия в полутора верстах от келлии старца-простеца. Келейной иконой его был образ Божией Матери «Знамение».

Однако пользоваться блаженным безмолвием пустынники смогли не более полугода. Число посетителей резко увеличилось. Между тем, в монастыре сменился настоятель. О. Иов, по слабости здоровья, просил его уволить на покой, с правом возвратиться в Валаамский монастырь.

Новый настоятель о. Арефа (Катаргин, 1865†15.5.1903), также выходец с Валаама, предложил схимонаху Илие возвратиться в обитель, что и случилось к лету 1899 г. (В пустыни на месте его подвигов была сооружена домовая церковь в честь Казанской иконы Божией Матери.) Келлия с Малого Октая была перевезена в монастырскую рощу прямо против братского кладбища и обнесена глухим тесовым забором.

В 1903 г. рядом с могилой старца положили его ученика архимандрита Арефу. В августе 1993 г., в канун праздника Преображения Господня, мощи обоих были обретены нетленными; их обработали по Афонскому обычаю, установив в Свято-Преображенском храме для поклонения. Ныне оба прославлены как местночтимые преподобные[46].

(Странным в связи с этим выглядит причисление местным краеведом М.Ю. Нечаевой преп. Илии к разряду «старцев весьма неоднозначных»[47]. Биографы Г.Е. Распутина определённой складки рады, конечно, цитировать подобную чушь без каких-либо комментариев[48], оставляя читателей в неведении.)

 «Особенные черты в беседе и наставлениях о. Илии, - читаем в современном Валаамском патерике, - это полное отстуствие лицеприятия. Он поучал, искренно и бедного, и богатого, и сильного, и убогого, а где следовало, не смотря на личности, он обличал безпощадно; бывали случаи, что он без малейшего стеснения делал свои замечания и настоятелям монастырей, в которых он проживал. Вообще ревность у него по Боге и правде была замечательная...»[49]

«Старец сей, как настоятелю, - писал о сотаиннике о. Илии Евдокиме Плёнкине архимандрит Арефа, - хорошо известен за человека хорошей жизни и опытного в пустынных подвигах, почему и пользуется большим уважением как от братии сего монастыря, так и от окрестных жителей; многие обращаются к нему за советами и получают пользу и утешение, хотя от таких посетителей он и уклоняется; а также, зная его богоугодную жизнь, советовал я некоторым и весьма немногим посетителям по их желанию обращаться к нему, старцу Евдокиму, а в некоторых случаях пользуюсь и сам его советами, когда он бывает в обители»[50].

Правда, при последующих настоятелях старец Евдоким Плёнкин не избежал искушений от собратий. Зимой 1904-1905 гг. (т.е. практически одновременно с Г.Е. Распутиным) ему пришлось отправиться даже в Петербург в Св. Синод добиваться учреждения в Малом Октае скита. Митрополит С.-Петербургский Антоний (Вадковский) обещал помочь, но слова своего не сдержал, и старец-простец скончался в скорбях. Погребли его рядом со схимонахом Илией[51].

По всей вероятности, именно к этим старцам обращался Григорий Ефимович с просьбой разрешить свои сомнения, не упоминая, однако, их имен: «Хочу еще поговорить о сомнении. [...] ...Мне пришлось беседовать по поводу сомнения. И так это сомнение доходит до такой глубины в забытье, что представляется, в конце концов, что даже не достоин в храм ходить, Святые Таины принимать и на иконы, то есть на лик Божий, взирать. Тут такая глубина, что и разобраться совсем невозможно»[52].

Отец Макарий

Сегодня, благодаря сохранившимся свидетельствам тех далеких лет, мы можем представить себе, как пришел в эту обитель странник Григорий, что увидел...

Путь был не близкий. Не часто, но попадались на пути деревни: «солидные избы, солидные хозяйственные постройки. Совсем не видно жалких, покосившихся хибарок, разных "бобылей", "солдаток", "пропоиц", которые такими пестрыми лохмотьями пятнают нашу великорусскую деревню»[53].

Усталые, черные от пыли и загара лица, белые платки, дырявые обутки, объемистые котомки за спиной, легкие липовые посошки... У большинства в руках зеленые березовые ветки, у некоторых букеты черемухи и златоцвета - отбиваться от целой тучи комаров, сопровождающих паломников. Над отдельными группами так и зыблется их живое облако...

Но вот пройдены десятки верст, преодолены трудности непростого пути. Вот и Верхотурье.

Когда «среди непроглядной пыли» вдали вставали громады монастырских храмов, у путника невольно являлась мысль, где сам город. «Уездного города Верхотурья совсем издали незаметно - не город, а какой-то посад при Николаевском монастыре: несколько плохо застроенных улиц, сходящихся к огромной площади, занятой монастырскими постройками, опоясанной монастырскими стенами - и только»[54].

Издали видна «увенчанная куполами и крестами палевая громада нового монастырского храма».

А вот уже вид вблизи: «Прямая пыльная Верхотурская улица, с деревянными тротуарами, с уютными палисадниками около домиков, с поросшими зеленой травкой патриархальными переулками. По переулкам бегают и ползают ребятишки, разгуливают куры, свиньи, коровы»[55]. Хорошо виден безобразный каменный ящик тюрьмы.

Монастырские ворота. «Около древнего Николаевского храма, в котором находится рака с мощами Св. Симеона, сплошная толпа богомольцев. Идет непрерывное поклонение мощам. Часами приходится дожидаться очереди. А к храму со всех сторон все прибывают новые серые волны.

И кого-кого тут нет, среди этих безымянных, жадно рвущихся в храм тысяч!

- Откуда, бабушка?

- Рязанская, родимый. У Соловецких угодников была, да вот зашла к праведному Симеону...

"Зашла!"

Из Соловков в Верхотурье, словно свернула, кстати, по дороге, в свою Рязанскую губернию, на 5-10 верст в сторону.

Загорелый, крепкий старик, держит за руку изможденного, бледного мальчика.

- Верно, издалека, дедушка?

- Нет, недалече - вологодские.

- Мальчик-то, чай, устал?

- Как не устал, сколько дней маялись - и шли, и ехали...

- Мал еще он - напрасно брали.

- Нельзя не взять. По обету идем - умирал он у нас... Обещали, если выздоровеет, сходить к Преподобному...

Белые свитки. Чужие лица. Странная речь.

- Откуда?

- С Минской губернии.

Из ближайших, соседних губерний - сотни. Вся область замечательно полно представлена в типах богомольцев: вятичи, уфимцы, оренбуржцы безконечной цепью поднимаются по ступеням старой сени, благоговейно склоняются перед мощами Верхотурского праведника и часто крестятся, и долго, благоговейно шепчут что-то со слезами на глазах, и трепетно прикладываются к кресту и мощам»[56].

Но вот и монастырская гостиница для простонародья. «Еще с крыльца слышно пение: десятки мужских и женских голосов поют тропарь и величание святому Симеону.

Сени, лестница, площадка около входной двери - все переполнено десятками загорелых, пыльных, усталых богомольцев. Сидят и лежат на полу, на лавках, на подоконниках. В номера трудно войти - такая теснота: десять, пятнадцать человек набито в один номер. Воздух тяжел и пахуч - пахнет портянками, потом, свежим хлебом и капустой.

Везде десятки чайников с кипятком, сотни стаканов и чашек с жиденьким чаем, сотни распаренных красных лиц с блаженным выражением измученных жаждой людей, которым, наконец, дали пить.

С хозяйским развязным видом переходят от одной группы к другой профессиональные богомолки и странники.

Пугливо жмутся друг к другу, стараясь занимать поменьше места, крестьяне-паломники из глухих углов.

Что-то спрашивает у богомольцев и записывает старичок-монах в подоткнутой рясе.

Весь двухэтажный корпус гудит снизу доверху разнозвучными голосами, как потревоженный улей»[57].

В трапезной ежедневно в четыре смены кормятся человек 800, иногда и вся тысяча. Пища скромная, но сытная: щи да каша. Хлеба пекут ежедень по 30-40 пудов. Ведь еще и братская трапеза, господская гостиница и настоятельские покои. Не напечешься. Пекари с ног сбились...

***

Но вот и пройдены 500 с лишним верст...

«С посохом в руке, - пишет далее в воспоминаниях дочь Григория Ефимовича, - через две недели пути он достиг монастыря, хранившего чудотворные мощи Симеона Верхотурского. Здесь он узнал, что большинство паломников обращалось к отшельнику Макарию, известному своим благочестием и аскетизмом, за благословением.

Со скорбью на душе отец мой пошел к нему. Тот был весь в тяжелых веригах, отягощавших его плечи.

Старец выслушал его с большим вниманием. Он утешил его и дал ему благословение.

Эта беседа произвела на моего отца такое впечатление, что он вернулся домой совершенно успокоенным»[58].

Именно та встреча Г. Е. Распутина со старцем сыграла впоследствии огромную роль не только в жизни «опытного странника», но и России, а с ней и всего мiра.

***

Кое-какие сведения о старце Макарии стали известны лишь недавно, благодаря разысканиям первого после возобновления наместника обители, игумена Тихона (Затёкина), издававшего прекрасную газету «Верхотурская старина». К этому следует прибавить краткую заметку «Пастух Михаил» из летописи монастыря В.С. Баранова, напечатанной в 1910 году. На них мы и опираемся в дальнейшем.

Был отец Макарий родом из Казанской губернии. Родился и жил Михаил Васильевич Поликарпов (так звали его в мiру) в деревне Новая Починка Посадско-Сотниковской волости Чебоксарского уезда. (Судя по зафиксированным позднее в протоколе его допроса Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства данным, родился он либо в 1856, либо в 1857 г.[59]; по другим сведениям - в 1851 г.[60]) Отец умер рано и пришлось ему, как старшему в семье, жизнь свою до тридцатилетнего возраста проводить в заботах о младших домочадцах. Лишь выдав последнюю, самую младшую свою сестру замуж[61], смог Михаил осуществить давнюю свою мечту (с детства он любил всё божественное, хотел странствовать): поступить послушником в монастырь.

Долгие годы он нес послушание «пастуха монастырского рогатого скота» в Свято-Николаевской Верхотурской обители, будучи известен паломникам и местным жителям как «пастух Михаил» (ни отчества, ни фамилии его никто не знал). Еще при жизни о нем писали, что он «обладает чрезмерным смирением и трудолюбием, а потому он для многих кажется юродивым, и юродство приписывают ему еще и потому, что он безпрестанно находится в молитвенном настроении и всегда ограждает себя крестным знамением, почему мало кто мог видеть ранее имеющим на голове шапку; что последнее чаще стало заметным потому, что он облечен в рясофор, когда в иноческой шапке есть возможность и молиться. Таким образом он, от окружающих его, и почитался как юродивый, хотя граждане города Верхотурья почитают его за труженика и молитвенника, а также многие знают и из приходящих богомольцев»[62].

«Качеств хороших, к послушанию усерден»[63], - так отзывался о нём настоятель.

Выдержав десятилетний искус, 20 марта 1900 г. настоятелем игуменом Ксенофонтом он был пострижен в рясофор. Вскоре его отправили в Октайский[64] скит, где он нес послушание караульного и трудился в монастырском хозяйстве.

Прежде чем продолжить рассказ о старце, хотя бы несколько слов следует сказать о самом месте его пребывания, куда впоследствии отовсюду стекалось множество народа, куда приходил и Григорий Распутин.

Скит, а если быть точным монастырская заимка «Октай» («Большой Октай»), находилась в восьми верстах от Верхотурья, на левом берегу одноименной реки, на сенокосном участке, с 1850 г. принадлежавшем обители. Рядом располагался монастырский же лесной участок в 150 десятин. Для охраны последнего и был учрежден караул, для которого возвели необходимые постройки. Со временем богомольцы, шедшие на поклонение к мощам праведного Симеона, стали останавливаться на заимке, находившейся в версте от Горо-Благодатского тракта. В связи с этим последним обстоятельством в 1879 г. здесь были возведены более удобные и вместительные помещения. В 1888 г. их вновь расширили. Тогда же богомольцам пришла мысль устроить на заимке часовню во имя св. праведного Симеона. В 1884 г. был установлен сбор добровольных пожертвований, а в 1887 г. часовня была возведена на склоне горы. Через два года в ней устроили резной иконостас из кедрового дерева. Рядом с ней (с юго-западной стороны) в 1888 г. возвели еще одну часовню - над Симеоновским источником.

Еще во время работ строителям пришла мысль обратить со временем первую часовню в церковь. Идею эту поддержал епископ Екатеринбургский и Ирбитский Поликарп (Розанов, 1828†1891), после объезда епархии в октябре 1888 г. писавший в резолюции: «...Считаю необходимым через Консисторию предложить о. настоятелю Верхотурского монастыря, чтобы он в этой местности устроил скит, со введением в нем правил общежития и старчества, поручив оный руководству одного из опытнейших монастырских старцев. Судя по некоторым данным можно надеяться, что из окрестного населения скоро найдутся лица, желающие подчиниться правилам скитской жизни. Когда таких лиц наберется по крайней мере до 10 и установится твердо порядок в скиту, тогда строящуюся часовню можно будет преобразовать в церковь»[65].

Вскоре там поселилось и проживало на испытании четверо крестьян. Один из них, постриженный до этого в монахи в одном из афонских монастырей, нес послушание часовенного сторожа, продавал свечи богомольцам и пел на молебнах, совершавшихся заштатными иеромонахами. Он же служил в устроенном на заимке приюте для паломников. Вскоре часовня была преобразована в храм и освящена 28 апреля 1894 г. в честь иконы Пресвятой Богородицы «Живоносный Источник». В 1905 г. церковь внутри оштукатурили, а снаружи обшили тесом, покрыв сиреневой краской.

В 1902-1904 гг. на заимке построили два больших каменных и два деревянных дома, устроив несколько келий-особняков. После этого настоятель монастыря ходатайствовал перед церковными властями об официальном открытии на заимки скита. Однако обстоятельства уже изменились. На прошении епископ Екатеринбургский и Ирбитский Владимир 23 августа 1904 г. наложил резолюцию: «Открытие скитов запрещено регламентом, можно по-прежнему именовать заимкой с числом братии потребной для ведения монастырского хозяйства и подвига спасения души»[66].

Заимку открыли торжественным богослужением в храме иконы Пресвятой Богородицы «Живоносный Источник» 19 сентября 1904 года. С тех пор там проживали: один иеромонах, один иеродиакон, четверо монахов и около 10 послушников. В 1905 г. вокруг заимки началось возведение каменной стены.

Здесь-то о. Макарий и пребывал непрерывно в течение 15 лет, почти до самой своей кончины[67].

22 марта 1906 г. Михаила Поликарпова постригли в монахи с именем Макарий. В 1907 г. он нёс послушание ночного сторожа в Октайском скиту, в 1908 г. к нему прибавилось еще одно: «ухаживает за курами». К 1912-1913 гг. за о. Макарием осталось одно послушание в курятнике[68].

Постепенно открылись его благодатные дарования. В далекий скит за советом и утешением пошел народ. Стекались крестьяне, бывали архиереи, случалось, князья и фрейлины Ее Величества. Приезжала в Верхотурье накануне начала войны (16-18 июля 1914 г.) и Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, но встречалась ли она с о. Макарием, пока неведомо.

«2 января 1906 г., - указывал летописец Верхотурской обители В.С. Баранов, - на имя настоятеля монастыря, иеромонаха Ксенофонта, последовал денежный пакет на 500 руб. от Его Императорского Высочества, Великого Князя Николая Николаевича; во вложенном в пакет с деньгами письме генерала Сталь между прочим говорится, что как известно Его Императорскому Высочеству, что пастух Михаил находится без призрения, а поэтому предложено на посланные 500 руб. выстроить ему, Михаилу, келлию с тем, чтобы, когда Его Императорское Высочество при путешествии по Уралу, которое намерен совершить по лету сего года, и при бытности в монастыре, мог видеть Михаила в новоустроенной для него келлии.

По получении денег, братиею монастыря с настоятелем иеромонахом Ксенофонтом во главе сейчас же приступлено к осуществлению желания Его Императорского Высочества, - предлагая устроить эту келлию на монастырской заимке Октай»[69]. На дошедших до нас фотографиях о. Макарий был снят именно у этой своей новопостроенной келлии.

О некоторых случаях прозорливости подвижника повествуется в рукописи настоятеля Покровского собора Алапаевска Иоанна, отрывки из которой приводит автор едва ли не единственной на сегодняшний день статьи о старце Макарии, опубликованной в «Верхотурской старине». По редкости и недоступности газеты приведем и мы эти свидетельства.

Как-то приехал к о. Макарию студент духовной семинарии (впоследствии иеромонах Марк). «...Он был поражен той мудростью, которую источал в беседе неграмотный монах, которой не обладали маститые богословы и преподаватели академии. Одна учительница Трубинской школы, которую пригласила к старцу подруга, говорила, что не желала вначале к нему ехать, считая, что он - человек необразованный и ничего путного не сможет сказать. Все же по уговору подруг она приехала к пастуху Михаилу. При встрече старец изрек: "А ты зачем приехала? Я - человек необразованный, нужно тебе к образованным идти..." Но в конце, сменив гнев на милость, видя ее искреннее раскаяние, он ее простил и дал нужные наставления. [...]

Матушка Еликонида поведала автору этих строк историю некоей Александры из Сербишино, на которой исполнилось благословение старца. В то время, будучи замужем, она горевала, что не имела долго детей. Но вот, по усердным молитвам и обетам, Господь послал ей утешение, и у нее родились две девочки, но только одна из них была хромая, а другая темная (слепая). Когда они подросли, то старшую мать привезла в скит под благословение, чтобы исполнить обет и отдать ее в монастырь.

Увидев его знаменитый курятник, часто своим стройным хором приводивший в изумление гостей, она заметила: "Да у вас, батюшка, много куриц". А он, улыбаясь, отвечал: "Только одна, остальные петухи". Погладив ее девочку по головке, он дал ей просфору, а родители, помня обет, говорят: "Благословите ее, отец, в монастырь". А он: "Что вы, такую малютку в монастырь, какие глупые родные. Вот вырастет, выйдет замуж. Детей наплодит, а потом уж и в монастырь можно".

Впоследствии все произошло так, как сказал отшельник. После замужества у дочери Александры родилось 7 мальчиков, а последней была девочка, но муж у нее был строгий, зная о пророчестве старца, говорил: "Попробуй, сбеги в монастырь, я тебя и под камнем найду". Но вскоре началась война, и он ушел на фронт, откуда больше не вернулся. С детьми у нее были одни скорби: тот босяк, другого убили, кто умер от болезней, и вот на старости лет осталась Александра одна, и тогда стала она принимать у себя в доме нищих, странных, убогих и вместе с ними молиться Богу. Вот и получился у нее свой монастырь. Сбылось все предсказанное Макарием много лет тому назад.

Часто старец вел с посетителями иносказательные беседы, или уклонится от вопроса, или скажет что-то вообще неясное и ни к месту. Как-то пришли к нему мать с отроковицей и говорят: "Дома одни скорби, хотим в монастырь поступить, вот только мужа жалко". Макарий говорит: "Помолимся на вечерне, а там, Бог даст, и решим ваш вопрос". Но только после вечерни он ушел от них к Туре, а возвращается назад с мокрыми распущенными волосами. "Вот видите, какой я утопленник". Они, конечно, ничего не поняли. И так, разочарованные, уехали в Верхотурье в гостиницу. А ночью к ним принесли телеграмму: "Ваш муж и псаломщик при переправе на лодке утонули". Так что пришлось им остаться поневоле в женском монастыре.

Был случай, когда Макарий посрамил ученую гордыню и направил человека на духовный путь. В Верхотурье однажды приехала дама с сыном студентом, который в последнее время увлекся либеральными идеями века сего и перестал верить в Бога. В тот приезд мать пожелала навестить старца в скиту, о чем сказала сыну. Но тот и слышать об этом не хотел: если столичные профессора-богословы не укрепили в нем веры, что может дать ему безграмотный мужик - был его ответ. Но все же, вняв мольбам матери, он согласился на поездку.

Когда они вошли в келлию старца, тот молился, стоя на коленях, к ним спиной перед иконами. Видя, что тот не оборачивается, студент заговорил: "А я, батюшка, к вам приехал посоветоваться". Наконец, Макарий обернулся и отвечает: "А зачем ко мне идти советоваться, я человек необразованный, ничего не знаю". Тогда студент раскаялся в своем превозношении и заговорил сердцем: "Я вот, батюшка, отроком ходил в церковь и учил Закон Божий, а поступил в университет, в церковь не хожу, не молюсь, и веру потерял". Макарий улыбнулся: "Я бы вот имел икону в переднем углу и много молился на нее, отчего душа получала утешение, а потом снял икону, положил ее под лавку и стал складывать на нее разные вещи, пока ее не стало видно. Потом, если молюсь, душа более не получает утешения от молитвы. Чтобы молиться, нужно мусор с иконы убрать и поставить ее снова в передний угол, тогда получишь утешение в молитве".

Потом он рассказал отроку, какие чудеса творит вера и как человек впадает в неверие и по каким грехам. Тут Макарий указал на прошлые грехи студента, намекнув на никому неведомые его интимные дела, словом, обнаружил его внутреннее состояние и указал, что далее ему делать. Результатом этой беседы было то, что студент исповедал свои грехи, причастился Святых Таин и домой вернулся уже верующим человеком»[70].

 «Говорил он по-всякому: с простым народом просто, с интеллигенцией притчами, часто перескакивая с темы на тему, что не было недостатком ума, а скорее  некой Божественной мудростью, наставлениями для безумцев века сего. Правда, далеко не все могли уразуметь, что же им сказал сегодня Макарий? В беседе с журналистом он как-то заметил: "Говорю и о Господе поучения, да и не знаю, помогает ли, который и так уходит..." И только по прошествии времен, когда сбывалось предреченное старцем, люди понимали, насколько прозорлив был батюшка»[71].

А вот свидетельство из воспоминаний Маргариты Васильевны Сабашниковой (1882-1973), художницы, первой жены поэта Максимилиана Волошина (с 12.4.1906).

Но прежде (чтобы потом лучше понять сказанное) следует несколько слов сказать о самой мемуаристке. С детства жившая подолгу за границей, она чуть ли не с младенчества впитала всевозможные духовные яды. «...Весь воздух Парижа был как бы пропитан тонким ядом. Тогда и совершил Люцифер свое вступление в мою душу»[72], - признавалась она сама. Одна из часто посещавших ее семью старушка, вдова немецкого поэта Гервега, учившая девочку итальянскому безпрерывно рассказывала о Гарибальди, Мадзини, Герцене, которых знала лично[73]. Другой «учитель» жизни «почтенный и добродушный человек», «фанатик революции», «старый эмигрант» эсер М.А. Натансон, услышав от девочки восхищенный рассказ о посещении Великой Княгиней Елизаветой Феодоровной в тюрьме убийцы ее Супруга, «поднял ее на смех, заявляя, что эти преступники - Великие Князья - не заслуживают никакого сожаления». Это смутило совесть юного существа, но все же она признавалась: «Революционеры вели справедливую борьбу за народ. Террористические акты, совершаемые отдельными лицами, стоили им жизни. Это была жертва»[74]. Вот оценка М.В. Сабашниковой ее бабушки, личности, по ее словам, «старозаветной», много молившейся и регулярно ездившей в церковь: «...То, как она молилась, ужасало меня в детстве. Страстно, с жаром повторяла она слова молитвы, и слезы, не переставая, текли по ее лицу»[75]. У внучки был свой взгляд на это: «Церковь не нужна (под церковью я понимала культовое здание). Вся природа - Божий храм, а естествознание - богослужение. Священники не нужны, потому что перед Богом все равны. Молитвы учить не нужно, потому что каждый должен обращаться к Богу на своем языке. Или нет никаких чудес, или каждый цветок, каждый кристалл есть чудо»[76].

Вот эта девочка выросла. Получив к 28 годам признание в живописи и поэзии, будучи приверженцем оккультного учения антропософа Р. Штайнера (таковой, кстати говоря, осталась и впоследствии), она отправилась в Верхотурье, к старцу Макарию[77].

Случилось это так: «...Летом 1910 года в Париже на бульваре св. Мишеля Алексей Ремизов рассказал мне о пастухе, виденном им на Урале близ Верхотурья. "Когда этот пастух на восходе солнца молится на коленях, обративши лицо к утренней заре, или вечером, повернувшись к заходящему солнцу, то все его стадо - коровы, овцы и козы - стоит неподвижно, голова к голове, повернувшись туда же". Эту картину я должна видеть, подумала я»[78].

И вот со своим отцом едет она из Москвы в Верхотурье. «Из окон вагона видны высокие стройные ели; их острые вершины гнутся под ветром, подобно кипарисам; лесные лужайки красны от цветущего шиповника; горный воздух прозрачен и бодрящ. До города Верхотурье железная дорога не доходит, так что нам пришлось еще несколько часов ехать ночью по лесным дорогам на лошадях. В Верхотурье мы приехали перед рассветом. Звезды еще светились на зеленом холодном небе, когда между черными соснами показались большие белые соборы города. В самом же городе были только деревянные постройки. Кучер въехал во двор белокаменного монастыря, похожего на крепость.

По коридорам колоссальной ширины монах провел нас в белую келлию. Стены монастыря - толщиной не менее метра. Отец лег на кровать, я устроилась на жесткой лавке под окном и заснула, овеянная воспоминаниями старины. Утром я пошла к обедне в монастырскую церковь. Монахи, все высокие и крепкие, с обильной шевелюрой; казалось, им совсем не подходят их черные рясы. Также и грубая сила, и страстность их хорового пения произвела на меня отталкивающее впечатление. Я не выдержала и ушла. [...]

Я спрашивала о пастухе, но никто ничего о нем не знал. Я дала срочную телеграмму в Париж: "Как зовут пастуха?" - и получила ответ: "Макарий". - "А, Макарий? Он давно уже не пастух, он живет в скиту, отсюда восемь верст". Мы наняли телегу и поехали дальше лесом. Крестьянин, который нас вез, спросил: "Этот Макарий - не тот ли, что устроил себе гнездо на дереве и живет в нем, как птица? Или, может быть, это тот, что носит вериги и так страшно всех ругает?"

В России "Христа ради юродивые" - очень распространенное явление. Нескольких я знала. Истинных Христовых подвижников среди них мало, большинство только выдает себя за таковых. Под именем "Христа ради юродивых" действуют шарлатаны, проходимцы или психические больные. Поэтому я продолжала свое путешествие, ничего уже не ожидая от встречи с Макарием.

Скит был расположен в лесу, в истинно райском местечке, на берегу тихого, совершенно прозрачного озера. Монах показал мне хижину: "Там он живет с курами". Отец сел на бревнышко, а я довольно робко подошла к хижине. Дверь была открыта, но загорожена несколькими жердями. В пустом помещении, с маленькими запертыми окнами, среди кудахтающих и взлетающих кур стоял человек высокого роста, несколько сгорбленный. Руки с открытыми ладонями он держал поднятыми вверх, как будто силился ими уловить какие-то невидимые потоки. Лицо его было вне возраста. Глубокие морщины говорили о заботах, но заботах не о себе. Его глаза, казалось, не знали сна. Одет он был по-крестьянски, только на голове монашеская скуфейка. Иногда он повертывался то в одну, то в другую сторону и смотрел кругом и наверх, как будто всматриваясь во что-то. То и дело он обращался к курам и говорил с ними. Он был очень серьезен и строг. Нечто захватывающее было во всем его существе, чувствовалось какое-то настоящее присутствие, как будто прямой взор от лица к лицу. "Он, должно быть, старец", - подумала я и стала у двери на колени, потому что знала, что к старцу обращаются на коленях.

Но он посмотрел на меня через плечо и тихо сказал: "Не надо становиться на колени". Затем он прикрикнул на ссорившихся кур и подошел ко мне, все еще с поднятыми руками. "Чего Вы хотите от меня?", - спросил он. - "Благословите меня", - ответила я в смущении, так как совсем не готовилась к беседе. - "Мы не попы и не монахи, чтобы давать благословения". И он посмотрел поверх стен, как будто в какие-то дали. Затем опять спросил меня: "Может быть, Вы хотите о чем-то спросить меня?" - "Я, собственно, только хотела видеть Вас". И вдруг я высказала то, что меня последнее время так мучило. "Зачем спрашивать? - сказала я. - Мне уже было дано многое знать о духовных вещах... Но мое сердце последнее время - как мертвое, все для меня мертво, я больше ничего не люблю..."

Он спросил - с кем я здесь и вообще о моей семье. Затем, внезапно, обращаясь на "ты": "Чем ты занимаешься?" - "Живописью". Его лицо озарилось неописуемой радостью: "Ах, как это хорошо, как хорошо! - сказал он. - Бог на всех вещах напечатлел Свой Лик. Я мало понимаю, у меня мало слов, но те слова, которые Бог вложил мне в сердце, их я скажу". Он начал говорить, все еще как будто всматриваясь в какие-то дали. Как будто он силился увидеть что-то над моей головой. Руки он держал все еще поднятыми и иногда скрещивал их на груди. Казалось, ему было трудно говорить. Речь его была неясной, иногда слишком тихой. Больше половины я не понимала. Я схватывала только отрывки:

"Христос хочет дать Свой Лик. Он пришел, чтобы дать Свой Лик, а не отнять Его. Только туркам и татарам можно простить, если они этого не знают. Но мы, христиане, должны знать, что с тех пор, как Он жил на земле, все: камень, облако, цветок - это Его Лик. И если евангелист Лука написал Младенца с Матерью, то этого хотел Младенец. Он хотел дать людям Свой Лик. Да и та женщина - она ведь только расстелила полотенце, простой кусок холста, - и Макарий показал руками это движение, - Лик же Свой дал Он. Так и ты должна расстелить свою душу... надо жаждать... работать и иметь терпение. Вставай ночью и молись, чтобы Бог в твоих картинах узнал Свой Лик; свою работу к Его работе причисли, своими творениями Его творения делай, потому что Он взыскует Своего Лика... молись о благодати. Иона Пророк был святой, но и он ведь три дня был во тьме. Как же мы, грешники, можем быть без тьмы? Даже в то время, когда Христос жил на земле, ангел Господень только раз в году сходил, чтобы оживотворить воду. Ты об этом читала? А мы - чего же мы хотим? Повсюду настроили церквей, но Бога в них нет. Также и целителей у нас много... без Целителя; так далеко зашли мы в своей учености". Помолчав немного, он сказал: "Какой великий дар тебе дан! Какую же тебе еще надо любовь? Тем даром ты ведь и познаешь. Теперь я все сказал, что имел сказать". Он проводил меня и посоветовал: "Пойди в скит, попей чайку".

Ожидая меня, отец мой вспомнил, что на днях в Москве истекает срок его банковских платежей. Бедный отец! Денежные заботы всегда преследовали  его, как фурии. У нас оставалось совсем мало времени, чтобы выпить чаю в скиту и поспеть в Верхотурье к вечернему поезду в Москву.

Монах, подавший нам самовар, спросил, смотрел ли Макарий в разговоре со мной вниз или вверх. "Когда он смотрит вниз - это плохой знак". [...]

Вечером в вагоне мы разговорились с одним купцом из Верхотурья. Он спросил, откуда мы и зачем приехали. Я ответила несколько смущенно, что мы приехали из Москвы, чтобы видеть Макария. Я боялась, что это покажется ему какой-то причудой. Но он нисколько не удивился. "Да, Макарий знаменитый человек. В прошлом году Сам Царь вызывал его в Царское Село. А когда на другое утро Царь позвал его к Себе и спросил, как он спал ночь? - Макарий ответил: - Плохо я спал. - Почему же плохо? - Твои дела лежат у меня на сердце. - Как же обстоят Мои дела? - Так, что плохо с Тобой. - Царь так был к нему милостив, что подарил нашей монастырской церкви облачение для причта из серебряной парчи и отписал в дар монастырю большое поместье"»[79].

А вот описание поездки к старцу другого человека. Весна 1914 года. Пыль невообразимая. После поворота в лес, на скитскую дорогу, ее сменяют густые тучи комаров. Приезжий журналист ведет неторопливый разговор с молодым возницей:

«- Еду к о. Макарию. Слыхал?

- Это к "птичьему святому"?

- ??!

- Да птицу он больно любит: кур разводит. Говорят, до сотни у него кур-то, вот богомолки и прозвали...

- А, что он, как?

- Что ж, ничего: старец аккуратный - никаких за ним глупостей не известно.

- Простой?

- Обходится, как следовает, как, значит, полагается...

- Молитвенник?

- Известно, молится. Да ведь, и то сказать - кто к чему приставлен. Что ему, окромя молитвы, и делать?

- Предсказывает?

- Говорят, будто, может...

- Вы у него не были?

- А зачем я к нему пойду?

- Гм! Гм! Вообще... Зачем к благочестивым людям ходят - за молитвой, за советом...

- Нам этим заниматься некогда. Иной раз, при большом разгоне, едва лоб успеешь перекрестить. Не до старцев...»[80]

Постепенно лес поредел и словно расступился. Место красивое и глухое. Река Октай, сплошь покрытая свежими сосновыми бревнами. Так что и воды-то не увидишь.

«Еще несколько минут, и сквозь деревья замелькали чистенькие, уютные домики за аккуратным прочным забором. Выглянула маленькая скитская церковь, вышка с колоколами. В темную раму соснового леса словно вставлена картина, написанная светлыми жизнерадостными красками - зеленая трава, аккуратные желтые дорожки, цветущие черемуха, яблони, сирень. [...] На скитских дорожках ни души. Ходят куры»[81].

Один из скитских братий «подводит к солидной каменной постройке с келлиями. Дверь открыта. Довольно широкий коридор. Направо и налево двери.

- Стучите в первую... Молитву читайте. [...]

...Дверь безшумно отворяется и в полутемном коридоре вырастает темная, слегка согнувшаяся фигура старца, в черной поношенной скуфейке.

- Отец Макарий! - говорит наш спутник и исчезает.

Почтительно кланяемся. Я подхожу под благословение.

Старец отвечает поклоном. Подвигает лавку.

Смотрит на нас вопросительно-недоверчиво, маленькими глубоко посаженными в глазные орбиты, какими-то потухшими глазами.

Объясняю на немой вопрос:

- Приехали из Екатеринбурга в Верхотурскую обитель. Наслышались о вашей благочестиво-молитвенной жизни, отец Макарий, и явились побеседовать с вами. Нам, живущим среди вечной городской суеты, вечно обуреваемыми водоворотом житейских страстей и дел, хочется услышать просто человека, сумевшего отрешиться от мiра, сумевшего уйти ближе к правде и Богу...

Начал я в высоком "штиле", но взглянул на старца и прочел в его глазах выражение человека, с которым говорят на незнакомом ему иностранном языке - и хочет понять, и не может, а сказать "не понимаю" - неловко.

Понял свою ошибку и заговорил попросту:

- Давно живете в скиту, о. Макарий?

- Годов около десяти живу... Верно-то не скажу... Не грамотный я...

- Вы здешний?

- Казанский... Из Казанской губернии.

- А когда вступили в Верхотурскую обитель?

- Да, как сказать... Давно... Годов тридцать, пожалуй... Сперва-то пастухом был. Да трудно со скотинкой Богу молиться. Станешь на молитовку, а она, скотинка-то, туда-сюда, то-се - беги за ней, собирай, молитовку-то прочесть и некогда. Раз не помолишься, другой не помолишься, а лукавый-то тут и есть - следит, как бы душу человеческую растлить, да в геенну ее закабалить. Я неграмотный, а то-се, другие читают - слышу, страшно в геенне-то пламя, скрежет зубовный. Читали, чай, что в Писании-то сказано про одного праведника, как он в геенне был?

- Нет, о. Макарий, не читал. Расскажите.

- Вот то-то, ученые-то люди: песни поют, пьют, едят, плотью беса тешут, всякие празднословия читают, а Писание, поди, и в руки не берут...

- Читал, о. Макарий, и Евангелие, и Библию, отцов наших Церкви некоторых, а вот насчет этого праведника не помню...

- Все мы не помним, пока живы: то-се и Бога, а вот умрем, так напомнят...

- А вы все-таки, о. Макарий, расскажите.

- Ох, страшно такие словеса мiрским людям слушать! Говоришь вам, а не знаешь, кому в прок, кому нет. Кто запомнит, а у кого в одно ухо влетит - в другое вылетит.

- Мы, о. Макарий, запомним.

- То-то, я вот и неграмотный, а Писание знаю - от Бога. Без Бога, да без молитвы не проживешь. Молиться надо, всем молиться надо. Не петь, не плясать, а молиться. Перед Богом без молитвы не заслужить. Я хоть и неграмотный, а так думаю, что и без грамоты можно спасения достичь. И не мудрость, а смирение, подвиги, молитвы важны. Он, Бог-то, знает, Его не перехитришь. Иные, конечно, надо мной возносятся: "Ты не грамотный", даже смеются, прости их Господи, а я, хоть и неграмотный, а в монастыре всех, почитай, старше - все после меня собрались. Только скотница одна есть, она еще старше меня. Да еще один старец...

- А про праведника-то, о. Макарий?

- Страшно, ой, страшно!

- А вы все-таки расскажите.

- Захворал один праведник, тяжко захворал. То-се: страждет плоть, ни рукой, ни ногой пошевелить не может, и возроптал: "За что, Господи, при жизни, муки адские испытываю?" Не успел сказать, прилетел к нему ангел и говорит: "Положено страдать тебе плотью три года, хочешь ли за это три часа пробыть в аду?" - "Хочу!" - говорит праведник. И перенес его ангел в ад и посадил в самую геенну огненную, среди дыма, смрада и воплей непрестанных. Страшно, ох, страшно!

- Ничего, о. Макарий! Рассказывайте.

- Сидит праведник, ужасается, и кажется ему - прошло, то-се, не три часа, а сто лет. И возопил он гласом великим: "Господи! Спаси раба Твоего из сего страшного места!" Явился ангел: "Что ты вопишь, человек?" А тот ему: "Не думал я, чтобы и в устах ангельских могла быть ложь! Говорил ты, что три часа буду сидеть в сем ужасном, злосмрадном месте, а ты меня оставил на столетие". Ангел-то и говорит: "Какое там столетие - ты и часу еще не просидел". Вот оно каково, в аду-то: час за сто лет кажется. А, как на веки-вечные попадешь - тогда што? Там тебе никакая грамота не поможет. Ты - то-се, а они тебя на сковороду, да в печь огненную, да в котел со смолой...

- А много у вас бывает богомольцев, о. Макарий?

- Бывают, рабы Божии, заходят... Всякий народ заходит...

- Кур вы, говорят, очень любите. Много их у вас?

- Есть курочки, достаточно... Вроде, как послушание - наблюдаю, тружусь...

- А ястреба и хорьки не обижают? Лес у вас кругом...

- Налетают ястреба, налетают. Рано утром и не выпускаю, особенно с цыплятами... А от хорей Бог милует...

Разговор переходит с темы на тему. О. Макарий становится все словоохотливее. Рассказывает, как на родине он, потихоньку от родителей, бегал в церковь.:

- Бог-то, он и тогда к храму меня приводил. Бывало, то-се, а на молитовку в храм Божий все сбегаю...

Гладит по голове моего молодого спутника.

- Сын, што ли?

- Нет, о. Макарий - просто знакомый.

- Женить! Женить пора! Опасно в городе молодому человеку, ох, опасно! Кругом грех, соблазн, блуд... Трудно себя соблюдать... Надо, надо женить...

Уходя, низко кланяемся о. Макарию, о. Макарий низко, касаясь рукой земли, кланяется нам и благословляет нас вдогонку...»[82]

Таков был тот старец...

***

Автор первого и пока что единственного жизнеописания о. Макария полагает, что «знакомство Григория Распутина с Царской Семьей произошло по молитвам старца Макария, который увидел душу этого человека и понял его предназначение в этом мiре»[83].

Знаменательно также то обстоятельство, что обращение к Царской Семье произошло из обители Небесного покровителя Урала и Сибири праведного Симеона. И не только в связи с местом Их будущего мученичества. Существовали предания, по которым Праведник, как мы уже писали, имел касательство к славному Рюрикову Роду и несостоявшейся супруги первого Царя из Дома Романовых.

Как бы то ни было, но когда пришли сроки, именно с иконой св. Симеона Верхотурского Г.Е. Распутин вошел в Царский Дом:

«Царь Батюшка!

Прибыв в град сей из Сибири, желал бы поднести Тебе икону Св. Праведника Симеона Верхотурского Чудотворца, столь почитаемого у нас, с верою, что Св. Угодник будет хранить Тебя во все дни живота Твоего и споспешествует Тебе в служении Твоем на пользу и радость Твоих верноподданных сынов»[84].

Поднесение иконы состоялось в пятницу 13 октября 1906 г. в Петергофе. Это был день Иверской иконы Божией Матери. Ровно сорок лет назад обручились Родители Государя. Николай Александрович записал в этот день в дневнике: «В 6 ¼ к нам пришел Григорий, он привез икону Св. Симеона Верхотурского, видел детей и поговорил с ними до 7 ½».

«От 6 ч. 35 м., - свидетельствует запись в камер-фурьерском журнале, - Их Величествам имел счастье представляться крестьянин Тобольской губернии Расбудин [sic!], который имел счастье поднести икону»[85].

Память об этом дне сохранилось в памяти гвардейского полковника Д.Н. Ломана, показавшего в 1917 г. следователям ЧСК: «Распутина я знаю с самого его появления в Петрограде [...] В первый раз Распутин попал во Дворец таким образом: как-то Государь (передаю это как слух) получил от сибирского крестьянина... это и был Распутин... письмо с просьбой принять его и разрешить преподнести икону по какой-то причине особо чтимую. Государь заинтересовался письмом»[86].

Наиболее любопытными являются воспоминания об этом случае ген. А.И. Спиридовича. Ему, как заведовавшему Царской охраной, запомнилось многое: «13 октября 1906 года Государь пригласил к Себе одного из придворных чинов[87], и подавая ему большой лист бумаги, сказал:

- Вот прочтите, князь, тут и вас касается.

Приглашённый стал читать. То было письмо, которым автор обращался к Государю, прося принять приехавшего из Сибири старца Григория Ефимовича, который привёз Государю икону святого Симеона Верхотурского. В письме говорилось, что старца того можно найти у автора письма, настоятеля одной из петербургских церквей и что, если Государь смилостивится его принять, то пусть он прикажет это дело служащему при неём князю такому-то, и он уже разыщет старца и представит его Государю.

Письмо было подписано: священник Ярослав Медведь.

Государь сказал, чтобы князь навёл все нужные справки, сделал все распоряжения и завтра встретил бы старца на вокзале и привёз бы его во Дворец. Можно было заметить, что Государь знал уже всё относительно письма и что всё было сделано не без Его согласия.

На другой день, в назначенный час, князь выехал на вокзал в придворном экипаже, без труда узнал приехавшего с узелком старца и привёз его сначала к начальнику Дворцовой полиции.

Убедившись после короткого разговора, что приехавший есть то самое лицо, которое ожидается Государем, князь повёз старца во Дворец.

По приезде во Дворец, старец был принят Государем и Царицей. Он благословил Их образками. Государю он дал писаную на дереве икону Симеона Верхотурского, вершков 6-7 вышиной. Благословил он и всех Детей, поднёс им по образку и по просфоре, Наследника приласкал.

После приёма Государь приказал угостить Григория чаем. Когда же гость ушёл, Государь спросил князя, какое впечатление произвёл на него старец и что он об нём думает.

Князь ответил, что мужичёк кажется ему неискренним, и что, по его мнению, это человек с воспалённым мозгом.

Такой ответ, видимо, не понравился Государю. Поглаживая усы и бороду, Государь смотрел в сторону, затем высказал, что во вяком случае Он очень доволен, что старец привёз Ему икону Симеона Верхотурского. Что при путешествии по Сибири [еще будучи Наследником] это был единственный святой, мощам которого Государю не пришлось поклониться, т.к. путь лежал мимо Верхотурья. И что это всегда было грустно Государю.

Поблагодарив затем князя за хлопоты, Государь отпустил его и никогда более с ним о Григории не говорил»[88].

Впечатления Самого Государя от встречи нашли отражение в Его письме П.А. Столыпину от 16 октября 1906 г.: «На днях Я принимал крестьянина Тобольской губернии Григория Распутина, который поднес Мне икону Св. Симеона Верхотурского. Он произвел на Ее Величество и на Меня замечательно сильное впечатление, так что вместо пяти минут разговор с ним длился более часа»[89].

 (С тех пор икона Верхотурского Чудотворца находилась в кабинете Государя в Александровском дворце Царского Села. На одной из фотографий допереворотного интерьера Императорского кабинета характерный образ Святого Праведника читается довольно четко.)

Когда на открывшейся в январе 1907 г. в С.-Петербурге выставке работ М.В. Нестерова, которую посетили Великие Князья Владимiр Александрович и Константин Константинович, был выставлен эскиз «Святой Симеон Верхотурский», Императрица Александра Феодоровна, по словам художника, «заочно пожелала приобрести» его, «выразив желание, чтобы по окончании выставки я доставил его в Царское Село лично», что и было сделано. (По словам биографов художника, после переворота 1917 г. эскиз этот находился в частном собрании, а в настоящее время местонахождение его неизвестно.)[90]

К заступничеству Верхотурского Чудотворца Царственные Мученики обращались и позднее. «Посылаю Тебе на память икону св. Симеона В[ерхотурского], - писала Государыня Царю 8 апреля 1915 г., - оставь ее всегда висеть в Твоем купе, - как ангела-хранителя; Тебе понравится запах дерева».

«Именно он, - читаем в современной истории обители о Г.Е. Распутине, - дал Романовым настоятельный совет обратить свое внимание на далекий город. Именно он рассказал Императору, [Императрице] Александре Феодоровне, Великим Князьям и другим "лицам привилегированного сословия" о Св. Симеоне, Верхотурском Чудотворце, о многочисленных чудесах, совершенных по его предстательству пред Престолом Божиим, об искусном в духовном делании старце Макарии, одиноко коротающем дни на Актае, о монастырских храмах и девственных уголках природы над Турой. Неоднократно возвращался сюда - и открыто и "тайно"; приезжал сам и привозил именитых гостей [...] Усилиями Распутина отношения монастыря к Императорской Фамилии стали не просто подчеркнуто верноподданническими, а личностно-преданными. Распутин сблизил провинциальный город и Императорскую Фамилию»[91].

«Устав монастырский, - считал Григорий Ефимович, - очень влияет на христианина и служит великой поддержкой для государства»[92].

Итак, через Своего Друга Царственные Мученики были наслышаны и об о. Макарии. Но еще прежде, через Григория Ефимовича, со старцем близко сошлись другие Члены Императорской Фамилии.

На расспросы об о. Макарии монастырские, как правило, отвечали: «Слывет за молитвенника и провидца, а больше ничего не можем вам сказать - Бог его знает. Одно несомненно: скромен, не добивается никаких "великих и богатых милостей", хотя, с его связями, мог бы сделать карьеру»[93]. «В келлии старца, - рассказывали, - целый склад разных ненужных вещей: гвозди, черепки, склянки, картинки, камешки, тряпки. В переднем углу драгоценные иконы - подарок Высоких Особ»[94]. Среди этих последних были не только Царские дары. О. Макарию были близки Великие Князья Николай и Петр Николаевичи и их супруги Великие Княгини Анастасия и Милица Николаевны. Сохранились телеграммы от них, посланные в адрес обители.

После февральского переворота 1917 г. в своих показаниях следователям ЧСК старец Макарий рассказывал: «Видимо, Распутин рассказывал обо мне бывшему Царю, ибо в монастырь пришли от Царя деньги на устройство для меня келлии... Кроме того... были присланы деньги для моей поездки в Петербург... и я приезжал тогда в Царское Село, разговаривал с Царем и Его Семейством о нашем монастыре и своей жизни в нем»[95].

Известно, что в конце 1908 г. о. Макарий едва ли не впервые покинул Верхотурье, отправившись в Северную столицу, где состоялось его знакомство с духовником Их Величеств архимандритом Феофаном (Быстровым). Там оба были приняты Государыней.

В марте 1908 г. настоятель Верхотурской обители о. Ксенофонт получил от Государыни в подарок портрет Наследника Цесаревича Алексия Николаевича.

24.3.1908: «Его Сиятельству, господину заведующему Канцелярией Ее Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны, Секретарю Ее Величества, графу Ростовцеву. Ваше Сиятельство. В ответ на Ваше почтенное письмо, от 15-го февраля сего года за № 1492, долгом считаем уведомить Вас, Ваше Сиятельство, что посланный через транспортную компанию "Надежда" Всемилостивейше пожалованный портрет Наследника Цесаревича и Великого Князя Алексея Николаевича - в обители получен в полной исправности»[96].

6 ноября 1908 г. датируется посланная о. Ксенофонту Высочайшая телеграмма: «Ее Величеству благоугодно принять Вас и инока Игнатия завтра, в пятницу, 7 ноября в 2 часа 15 минут в Царском Селе»[97].

Несколько слов следует сказать об адресате телеграммы. Константин Григорьевич Медведев - таково было мiрское имя о. Ксенофонта, впоследствии архимандрита. Родился он в 1871 г. в семье заводского мастерового в поселке Северский Полевского района. Поступил в Верхотурский монастырь в 1894 году. В июне 1901 г. принял монашеский постриг. В мае 1904 г. переведен настоятелем в Далматовский монастырь. Через год (в июне 1905 г.) в связи с болезнью настоятеля Верхотурского монастыря архимандрита Евгения отозван обратно. С тех пор временно замещал настоятеля. Незадолго до закладки Крестовоздвиженского собора, прошедшей в 1905 г., всей братией избран постоянным настоятелем в сане иеромонаха. В 1909 г. возведен в сан игумена[98].

«Яркий брюнет, - описывал внешность о. Ксенофонта посетивший в 1914 г. обитель репортер из газеты "Зауральский край" В.П. Чекин. - Крупные энергичные черты лица. Черные большие глаза, говорящие о незаурядной силе воли. Держится просто, даже слишком просто - ни елейности, заменяющей у многих святость, ни важности видной духовной особы. Скромный высокий монах и только. Но этот, не старый еще человек в черном клобуке, сумел умом, трудолюбием и неутомимой энергией сделать исключительную карьеру: в 6 лет он из младших счетоводов какого-то завода превратился в хозяина и полноправного распорядителя самой древней, богатой, самой чтимой на Урале и Приуралье обители. Десять лет он твердо держит в руках архимандритский посох и умело правит огромным монастырским хозяйством»[99].

«Хороший настоятель, - говорил об о. Ксенофонте наемный рабочий любопытствующему, - справедливый, хозяйственный; во все сам входит, все сам разбирает. Самостоятельный человек - никого зря в обиду не дает. До него в обители чуть не десять хозяев было - каждый иеромонах норовил по-своему дела поворачивать, а он всех сократил и не как-нибудь, чтобы, например, посохом или непомерными послушаниями, нет - тишком да ладком, да добрым словом. Ничего про него худого не скажешь - хороший настоятель и для братии, и для нас рабочих - прямо лучше не надо...»[100]

Поздравляя с Пасхой 1909 г. настоятеля обители о. Ксенофонта и ее насельников, Государь писал: «Государыня Императрица и Я поздравляем с Великим Праздником и благодарим вас с братией и монаха Макария за усердные молитвы»[101].

В дневнике Государя за 1909 год имеется запись, датированная 23 июня 1909 г.: «После чая к Нам приехали Феофан, Григорий и Макарий». (Это был второй и последний приезд старца в столицу[102].)

В июле все трое выехали на Урал. В своих показаниях ЧСК Владыка Феофан, смещая хронологию, рассказывал, что он «во второй половине июня 1909 года отправился в путь вместе с Распутиным и монахом Верхотурского монастыря Макарием, которого Распутин называл и признавал своим старцем»[103].

Об отношении к старцу Макарию епископа Феофана в какой-то мере можно судить по позднейшему, уже пореволюционному, признанию последнего: «Монах Макарий... является для меня загадкой. Большей частью он говорит что-то непонятное, но иной раз скажет такое слово, что всю жизнь осветит»[104]. Было ли это непонимание ученым монахом, да к тому же тогда еще духовно неопытным, подвижника-простеца или на такую оценку наложили свой отпечаток дальнейшие события - мы не знаем. Однако вот факт: как-то по приезде в Верхотурскую обитель в то время только что хиротонисанный во епископа Ямбургского Феофан ждал старца к себе. Отец же Макарий передал, что тот сам к нему приедет. Но у Владыки не было времени и он, было, решился ехать поездом в Екатеринбург, не повидав старца, как на станции ему сообщили, что из-за аварии поезда не будет два дня. Узнав об этом, епископ Феофан, уже не раздумывая, поехал прямо в Октай[105].

В 1914 г. об этом случае поведали в монастыре екатеринбургскому журналисту: «Очень помог его известности один случай. Гостило в монастыре важное духовное лицо из Петербурга. Навещало оно и о. Макария.

Перед отъездом пожелало проститься. О. Макарий заявил: "Успею еще!" и не явился. Обиженная особа отправилась на вокзал, но пришлось вернуться: благодаря крушению, поезд опоздал на сутки. О. Макарий встретил особу на обратном пути к монастырю, с букетом цветов, словами:

- А, что - по-моему вышло?

Особа была поражена, а по обители и Верхотурью быстро разнеслось:

- Предсказал! Провидец!

Оказывается, о. Макарий редко кого принимает в келлии. Не пустил даже бывшего епископа Митрофана и сделал исключение только для епископа Серафима»[106][107].

Сотаинник владыки Феофана - будущий митрополит Вениамин (Федченков), имея в виду Г.Е. Распутина, вспоминал: «Между другими святынями он особенно часто посещал Верхотурский монастырь Пермской губернии, как ближайший к Сибири. А там, в скиту, жил подвижник - монах отец Макарий. Я его лично видел в Петербурге вместе с настоятелем монастыря архимандритом Н., их привозил Распутин, чтобы показать, какие у него есть хорошие и благочестивые друзья. Тогда уже пошла борьба против него. Действительно, оба эти инока были очень хорошие люди, а отец Макарий и доселе остался у меня в памяти как святой человек, только очень уж доверчивый, как дитя. Святые люди нередко бывали такими: живя сами свято, они и на других смотрели так же, по изречению Григория Богослова: "Кто сам верен, тот всех доверчивее"»[108].

«Архимандрит Н.» - это настоятель Верхотурского монастыря архимандрит Ксенофонт.

В 1910 г. в Верхотурье была послана весточка от Государя...

(18.4.1910): «Настоятелю игумену Ксенофонту. Воистину Воскресе!!! Государыня и Я искренно благодарим обитель Св. Симеона и желаем ей Мира и Благочестия. Николай»[109].

В 1911 г. состоялась еще одна, последняя встреча старца Макария и епископа Феофана[110]. Обезпокоенная умножением клеветы на Распутина, Царица послала епископа Феофана в Верхотурье узнать у Макария, были ли какие-либо основания для подобных слухов. В результате ничего предосудительного выявлено не было. А вот фотографии, сделанные монастырским фотографом и запечатлевшие одна - старца Макария, епископа Феофана и Г.Е. Распутина, а другая - казначея иеромонаха Иоанникия, епископа Феофана и старца Макария в Верхотурском Николаевском монастыре, - остались[111]. Первая из них не раз появлялась в публикациях, рассказывающих о Григории Ефимовиче.

Царское Верхотурье

В память 300-летия Дома Романовых в обители был воздвигнут (по образцу Оренбургского) собор в честь Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня. Вопрос о строительстве собора обсуждался с Самим Государем[112]. Заложен он был 12 сентября 1905 г., а освящен - 11 сентября 1913 года. Местные краеведы утверждают: именно Г. Е. Распутин «хлопотал, чтобы построили храм в Верхотурском монастыре. Нашел на это деньги. К 300-летию Дома Романовых большой собор - второй по величине после Исаакиевского - открыл двери для верующего люда. Удивительно быстро собор построили. Люди жертвовали деньги, безплатно трудились на стройке. Словом, всем мiром возвели храм. Бывало, на праздники стекалось в него до десяти тысяч человек»[113].

Само выбранное для собора место оказалось особым. Летом 1998 г. уральские учёные с удивлением обнаружили повышенную сейсмологическую активность в самом сердце Верхотурья - в нескольких шагах от Крестовоздвиженского собора[114].

На освящении собора на всех священнослужителях были желтые облачения. Лишь облачения отца настоятеля и протодиакона были нежно-сиреневого цвета. Они были «сшиты для торжественных служб из коронационного платья [Императрицы] Александры Феодоровны и Собственноручно Ею вышиты. Это удивительный и единичный факт в истории»[115]. Облачение любимого Государыней нежно-сиреневого цвета было получено в обители в 1911 году[116], но впервые было употреблено именно на освящении собора. Об этом, по отпусте молебна, поведал богомольцам 12 сентября 1913 г. епископ Екатеринбургский и Ирбитский Митрофан (Афонский). «Объявляя о сем и указывая, какую любовь и веру имеет Царь наш и Августейшая Супруга Его к св. Угоднику Верхотурскому, Владыка приглашал всех верноподданных, удостоившихся созерцать Высочайший подарок монастырю, засвидетельствовать свои верноподданнические чувства».

В Царское Село из Верхотурья ушла телеграмма: «Ваше Императорское Величество! Верхотурский Николаевский монастырь, осчастливленный недавно Высочайшим пожалование облачения нашей Богохранимой, Боговенчанной Матушки Царицы Александры Феодоровны, сего дня, в день празднования в честь св. праведного Симеона Верхотурского чудотворца, мощами своими нетленно почивающего в сей обители, горячо молился о здравии, спасении и благоденствии Вашем и дорогой нам Возлюбленной Августейшей Семьи Вашей.

Братия обители, представители белого духовенства епархии и тысячи верноподданного народа Приуралья и Западной Сибири повергают к стопам Твоим, Возлюбленный Монарх наш и Отец, свои искренние верноподданнические чувства, соединенные с упованием, что Господь и впредь поможет Тебе, как помог в предшествовавшее тяжелое время, направлять жизнь и шествие могущественной России по пути всяческого преуспеяния духовного и внешнего»[117].

Августейшей Семье была отправлена икона св. праведного Симеона.

В тот же день из Царского пришел ответ: «Верхотурье. Преосвященнейшему Митрофану, епископу Екатеринбургскому и Ирбитскому. Благодарю Вас, Владыко, и прошу передать Игумену с братией Мою благодарность за молитвы и выраженную Мне преданность. Николай»[118].

«Безмерно радуюсь, - телеграфировал братии Государь, - что труды достойного игумена Ксенофонта так блестяще увенчались успехом»[119].

21 августа 1913 года уральская обитель встречала Царского посланника, ктитора Государева Феодоровского собора в Царском Селе, полковника Императорской Гвардии Д.Н. Ломана (1868†1919) и его спутников: академика-архитектора В.А. Покровского (по проекту которого был построен Феодоровский Государев собор) и фотографа К. Буллу.

Осмотрев Верхотурский собор, Дмитрий Николаевич объявил, что «Их Императорские Величества изволили Всемилостивейше повелеть, чтобы сень над ракою Угодника Божия была сооружена от Их Царских щедрот»[120].

В те самые дни, когда в Москве трудились над сенью, православные екатеринбуржцы отозвались на Царский дар, решив соорудить для обители икону, принеся ее в обитель крестным ходом. Сменивший прежнего, новый Екатеринбургский Преосвященный Серафим (Голубятников)[121] отправил 7 мая по этому случаю специальное всеподданнейшее обращение:

«Ваше Императорское Величество, Благочестивейший Государь. Неоценимый дар Ваших Императорских Величеств Верхотурской обители как выражение благоговейной любви к святому праведному Симеону, покровителю нашего края, преисполняет безпредельной радостью сердца наши и возжигает святую ревность сыновнего единения с возлюбленным Царем в почитании угодника Божия. Воодушевляемые этими чувствами, соорудили мы святую икону небесных покровителей града Екатеринбурга и с горячей молитвой о Тебе, Благочестивый Государь наш, и о всей Богом хранимой Семье Твоей ныне в знаменательный и радостный день рождения Твоего исходим с нею в город Верхотурье, дабы подвигом паломничества предуготовить себя к достойному участию в священном торжестве обители и вознести свои чистые молитвы о здравии и благоденствии Ваших Императорских Величеств, Наследника Цесаревича и всей Царской Семьи пред ракой угодника Божия Симеона Праведного в день, когда нетленные мощи его станут под сень, сооруженную Царским благочестием. Открывая и благословив молитвой сие святое шествие, счастлив повергнуть к стопам Ваших Императорских Величеств одушевляющие нас - меня, духовенство и тысячи пасомых, хоругвеносцев, трезвенников, паломников и богомольцев, верноподданнические чувства сыновней любви и беззаветной преданности. Вашего Императорского Величества верноподданный богомолец Серафим, епископ Екатеринбургский и Ирбитский».

С приведенным обращением Царь познакомился 31 мая в Ливадии, Собственноручно начертав на нем: «Прочел с удовольствием»[122].

Установили сень незадолго до начала войны, 23 мая 1914 года. Весь декор сени, несомненно согласованный с Царственными заказчиками, имел глубокий духовный смысл (в частности, в нем нашло отражение участие Государя в канонизации святых Русской Православной Церкви). Она представляла собой как бы Палладиум последнего Царствования.

«Вся сень, - читаем в наиболее полном ее описании, - вызолочена под старое золото за исключением высеребренной надписи: Сия сень сооружена к Мощам Св. Симеона Праведного в Верхотурский Николаевский мужской монастырь иждивением и любовью Благочестивейшего, Самодержавнейшего, Великого Государя Императора Николая Александровича, Благочестивейшей Государыни Императрицы Александры Феодоровны, Благоверного Государя Наследника Цесаревича Алексия Николаевича и Благоверных Великих Княжен Ольги, Татианы, Марии и Анастасии Николаевен в лето от Рождества Христова 1914-ое Мая 25.

На колоннах сени в киотцах помещены нижеследующие иконы: по лицевой стороне сени: св. Ермогена и св. Стефана Пермского, по левой стороне пр. Анны Кашинской и пр. Феодосия Черниговского, по правой стороне: св. Евфросинии Полоцкой и св. Питирима Тамбовского (этот образ помещен будет по открытии его св. мощей), с четвертой стороны св. Серафима Саровского и св. Иоасафа Белгородского.

В кокошниках сени помещены нижеследующие изображения: в первом ярусе, по лицевой стороне сени: св. Симеона Праведного, по левой стороне: св. царицы Александры, по правой стороне св. Николая Чудотворца и с четвертой стороны св. Алексия, митрополита Московского, а в медальонах на 4-х углах сени - св. Татианы, св. Ольги, св. Анастасии и св. Марии.

Во втором ярусе, по лицевой стороне сени: св. Иова Многострадального (6 мая, день Рождения Государя Императора) и 3-е Обретение главы св. Иоанна Предтечи (25-го мая, день рождения Государыни Императрицы Александры Феодоровны). По левой стороне сени: св. Иоанна Юродивого Устюжского (29 мая, день рождения Великой Княжны Татианы Николаевны), блаженной Княгини Феодосии, матери Великого Князя Александра Невского (5 июня, день рождения Великой Княжны Анастасии Николаевны), по правой стороне сени: преподобной Княгини Анны Всеволодовны (3 ноября, день рождения Великой Княжны Ольги Николаевны) и св. Князя Мстислава, в крещении Георгия (14 июня, день рождения Великой Княжны Марии Николаевны), по четвертой стороне сени: св. мученика Иоанна Воина (30 июля, день рождения Наследника Цесаревича Алексия Николаевича) и икона Божией Матери Ярославско-Печерской (14 мая, день св. Коронования Их Императорских Величеств). [...]

Корпус сени выполнен из плотной меди с чеканными украшениями, а потолок сплошной чеканки, с образом Св. Троицы посередине. Все кокошники и шатер из чеканной меди»[123].

Работы по установке сени были завершены к 23 мая. Установили ее на мраморном пьедестале в средней арке между главным и северным приделами собора.

...Утро 24 мая выдалось прекрасным. Во всех монастырских храмах шло богослужение. Казалось, всё углубилось в молитву. Днем в четыре часа из стен обители вышел крестный ход встречать паломников из Екатеринбурга. Люди ждали, пели, молились. С неба сеял теплый, мелкий дождик. Потемнела светлая пыльная дорога. И вдруг... « - Идут! - вскричали взобравшиеся на изгородь мальчишки. - Идут! - пронеслось по рядам толпы... И в самом деле из-за пригорка показались передовые фигуры паломников. С посохами, с котомками, в запыленной одежде, в "обутках", лапотках... За первыми одиночными фигурами показались уже целые группы, а еще немного - и полилась живая, безпрерывная, серая волна... Из-за горы ряд за рядом показывались паломники - старые и молодые, мужчины и женщины... [...] А вот и ядро процессии. Развеваются св. хоругви, колышутся св. кресты и иконы. Вот образ Спаса, а вот и она - невеста Христова, св. Великомученица Екатерина, окруженная изображениями небесных покровителей г. Екатеринбурга»[124].

Отслужив молебен, владыка Серафим обратился к паломникам с одушевленным словом: «Я благословил вас в путь 6-го мая, в день рождения Государя Императора, а здесь встречаю здоровыми и бодрыми, накануне рождения Государыни Императрицы. Весь ваш подвиг протек, как бы заключенный в Царские объятия. Ныне же, из этих Царских объятий, вы придете в благодатные объятия святого праведного Симеона»[125].

Передавая икону братии у стен обители, Преосвященный просил ее «усугубить свои молитвы за весь Уральский край»[126].

«Приидите же, возлюбленные отцы, братия и сестры, - сказал в ответном слове архимандрит Ксенофонт, -  после столь великих трудов, подъятых вами, войдите во святую обитель и вместе с нами, насельниками обители, пред гробом нетленных мощей Угодника Божия Праведного Симеона вознесите свои усердные молитвы Царю Царей, дабы Он, по сильному предстательству Угодника Божия, - хранил во здравии и благопоспешении наших возлюбленных Богохранимых Царя и Царицу с Их Августейшими Детьми, - обративших Свое внимание на обитель нашу и от любви к Угоднику Божию благочестивым усердием соорудивших драгоценную сень над его Святыми мощами, в новоустроенном соборе»[127].

Под начавшийся колокольный звон ко всенощной в монастырь прибыл уполномоченный по сдаче сени обители ктитор Государева Феодоровского собора полковник Д.Н. Ломан.

25 мая 1914 г. день Пресвятой Троицы совпал с днем рождения Государыни Александры Феодоровны. По случаю этого Царского дня после часов, перед Литургией, епископ Серафим отслужил в Крестовоздвиженском соборе молебен. В Ливадию Их Императорским Величествам была послана телеграмма:

«Сегодняшний великий Церковный праздник Пятидесятницы и Высокоторжественный день рождения Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны, по великой милости Божией, соединился для Верхотурского Николаевского монастыря с несказанной духовной радостью принятия сени и лампады, жалованных Вашими Императорскими Величествами к многоцелебным мощам Святого Праведного Симеона, Верхотурского Чудотворца. Приемля с глубоким благоговением это приношение Благочестивых сердец Ваших Императорских Величеств и Августейших чад Ваших, я, настоятель и братия святыя обители усердно молились, да ниспослет Господь Бог по молитвам Святого Заступника пред Его Престолом за наш Пермский край и всю Державу Российскую Небесное благословение на всех путях Ваших, Тебе, Державный Возлюбленный Царь, Возлюбленная Благочестивейшая Царица, Царственная Надежда России - Наследник Цесаревич, Боголюбивыя Дщери Царевы.

Приемлем смелость принести верноподданнические поздравления Вашим Императорским Величествам и Вашим Императорским Высочествам с Высокоторжественным Днем Рождения Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны, молитвенно желая, да подаст Господь Бог предстательством Святого Праведного Симеона Всей Богохранимой Семье Вашей здравия и во всем благопоспешения. Ваших Императорских Величеств верноподданные слуги и богомольцы СЕРАФИМ, епископ Екатеринбургский и Ирбитский. Архимандрит КСЕНОФОНТ, настоятель Верхотурскаго Николаевскаго монастыря с братией»[128].

В тот же день вечером епископ Серафим при участии многочисленного духовенства совершил чин освящения Высочайше пожалованной сени[129].

Вскоре в обитель поступила телеграмма: «В Верхотурье, Его Преосвященству, Преосвященнейшему Серафиму епископу Екатеринбургскому и Ирбитскому. Их ВеличестваЕя Величества молитвы и принесенныя телеграммой Вашей поздравления. Министр Императорскаго Двора граф ФРЕДЕРИКС»[130]. повелеть соизволили благодарить Ваше Преосвященство, Настоятеля и Братию Верхотурскаго Николаевскаго Монастыря за вознесенныя в день Рождения

Торжества проходили в присутствии представителя Их Величеств - полковника Д.Н. Ломана. Приехал он туда с сыном и племянником. Особый интерес вызвал сын Царского посланника - Юрий, впоследствии, в годы Великой Отечественной войны с оружием в руках оборонявший город на Неве.

«Сын, симпатичный мальчик, лет 10-11, - писал очевидец. - В матросском костюме, с Георгиевской лентой на фуражке. Слегка похож на Наследника Цесаревича, каким Его рисуют на портретах.

Этого достаточно. В толпе сейчас же разносится, крепнет и превращается в уверенность слух:

- Сам Наследник с полковником приехал!

Не помогают никакие разуверения - народ неохотно отказывается от своих фантазий.

К тому же, имеется масса доказательств с точки зрения толпы:

- Архиерей при встрече поцеловал. Полковник сзади стоит, а его все наперед выдвигает. Георгиевская лента на шапке. Года подходящие. На портреты похож - ну как же не Наследник?

Когда Ломан в первый раз показался с сыном, меня неожиданно дернул за рукав сосед, все время приподнимавшийся на цыпочки:

- На мальчика-то, на мальчика смотри!

- На какого мальчика?

- Возле полковника-то который.

- А что?

- Цесаревич.

- Пустяки! Сын полковника, а тот, который побольше - племянник.

- Ах ты, братец ты мой! Мало ли чего монахи скажут. Не верь! Я тебе верно говорю - Наследник. На поклонение к Преподобному с полковником отпустили. Человек известный, надежный - вот и доверили.

Видно - никому не поверит, никому не уступит своей праздничной сказки и будет потом говорить где-нибудь в глубине вологодских лесов:

- Самого Наследника, вот как тебя вижу, видал!

И не один мой сосед верил в это - сотни человек надвигались на передних и с жадным любопытством впивались глазами в бледного мальчика в белой матроске. [...]

Епископ служит молебен у мощей Святого Симеона, а потом с крыльца храма произносит благодарственно-патриотическую речь к народу и провозглашает "ура!" в честь Государя.

Троекратное "ура!" толпы сливается с колокольным звоном.

Потом процессия входит в новый храм.

За епископом и духовенством, впереди петербургских гостей, по-архиерейски благословляя народ обеими руками, идет некий "простец" и "молитвенник" из монастырского скита, популярный среди верхотурских богомолок "старец", рясофорный монах о. Макарий.

Темная фигура старца резко контрастировала с бравым гвардейцем в мундире, увешанном орденами и лентами всех цветов радуги.

О. Макарий продолжает осенять толпу, пока не встречается глазами с Преосвященным. Встретившись с епископом взглядом, он, по-видимому, сразу вспоминает разницу между рясофорным старцем и Владыкой и смущенно опускает левую руку, затем начинает часто-часто креститься.

Потом шепчет что-то Ломану. Полковник внимательно слушает и, почтительно наклонившись, отвечает...»[131]

Через день, 27 мая епископ Серафим освятил левый придел собора в честь св. праведного Симеона, Верхотурского чудотворца, после чего состоялось перенесение мощей угодника Божия из Никольского храма обители, где они ранее находились, в Крестовоздвиженский собор. Тут же в Симеоновском приделе Преосвященным была отслужена первая Божественная Литургия. Слово по запричастном стихе произнес («красиво, умно, логично») священник Иоанн Владимирович Сторожев[132] (16.3.1878†5.2.1927) - тот самый, которому всего лишь через четыре года (1 июля 1918 г.) Бог судил отслужить последнюю в земной жизни Царственных Мучеников церковную службу - обедницу в Ипатьевском доме в Екатеринбурге...

На передней стороне сени затеплилась серебряная чеканная с камнями лампада с памятной надписью: «Сия лампада принесена в Дар к Мощам Святого Симеона Праведного Их Императорскими Величествами с Их Августейшим Семейством 25-го Мая 1914 года». Ее смиренный свет падал на большую икону Святого. На киоте была помещена надпись: «Сей образ Святого Праведного Симеона Верхотурского чудотворца в басменном киоте сооружен усердием братии Верхотурского Николаевского монастыря в память 300-летия Царствования Дома Романовых 1613-1913 г.»[133]

Только начало войны с Германией помешало поездке Самих Царственных Мучеников в Верхотурье[134]. Об особом отношении Их к обители свидетельствуют, кроме помянутых пошитых из коронационного платья облачений, и другие Царские дары: Собственноручно вышитый Государыней покров на раку с изображением праведного Симеона в полный рост; а также покровцы и воздухи, вышитые Великими Княжнами для потира и дискоса в Крестовоздвиженский собор[135].

Известно, что в 1914 году Г. Е. Распутин на пожертвованные ему средства возвел в Верхотурском Николаевском мужском монастыре красивый «дом-дворец», напоминавший древнерусский терем и предназначавшийся для Наследника Цесаревича Алексия, который, после ожидавшегося сюда паломничества Царственных Богомольцев, должен был остаться здесь на некоторое время для поправления телесного здравия[136]. По свидетельству А.А. Вырубовой, Распутин «уверил Их Величества, что с 12-ти лет [т. е. с 1916 года - С.Ф.] Алексей Николаевич начнет поправляться и впоследствии совсем окрепнет. И в самом деле, после 10-ти лет Алексей Николаевич все реже и реже болел и в 1917 году выглядел крепким юношей»[137]. Григорий Ефимович называл Его «великим Самодержавцем». Он писал: «...Как не было такого Царя и не будет. [...] Алексея очень в душе имею, дай ему рости, кедр ливанский, и принести плод, чтобы вся Россия этой смокве радовалась. Как добрый хозяин, насладились одним его взглядом взора из конца в конец»[138].

Но Богом, по грехам народа, было дано иное...

И это также прозирал Григорий. В ноябре 1913 г. он писал Царевичу: «Дорогой мой Маленькой! Посмотри-ка на Боженьку, какие у Него раночки. Он одно время терпел, а потом стал так силен и всемогущ - так и Ты, дорогой, так и Ты будешь весел и будем вместе жить и погостить»[139].

Этот «Царский домик» (другое название «домик Распутина»), возведенный монастырскими плотниками без единого гвоздя, сохранился и доныне.

Именно здесь, в Верхотурье, в Крестовоздвиженском соборе, 17 июля 1914 г. после Литургии и молебна у мощей Угодника Божия Великая Княгиня Елизавета Феодоровна узнала о приближении войны[140]. Тут же Августейшая Паломница молилась и на следующий день[141]. Она собственноручно возжгла пожертвованную ею серебряную лампаду[142]. С тех пор все тяжелые годы войны и революции у раки Праведника рядом теплились две лампады - будущих Царственных Мучеников и Их ближайшей Августейшей Родственницы - впоследствии Преподобномученицы. Отцу Ксенофонту она подарила атласную епитрахиль. Возглавлявший служение епископ Серафим передал Великой Княгине в знак благословения обители образ св. прав. Симеона. 20 июля с дороги (из Перми) она отправила на имя архимандрита Ксенофонта[143] телеграмму: «Очень прошу помолиться, особенно за всю мою Семью и дорогую нашу Родину. Ужасно скорбное тяжелое время. Ваш небесный покровитель праведный Симеон меня прошлую войну укреплял и теперь как бы получила его благословение. Елизавета»[144].

Даже Великая война не прервала связи Верхотурской обители с Царской Семьей.

(12.9.1915): «Действующая Армия. Его Императорскому Величеству, Государю Императору. Сегодня в день празднования перенесения мощей Праведного Симеона я и братия Верхотурского Николаевского монастыря со множеством народа вознесли свои молитвы Небесному покровителю Уральского края, защитнику, стерегущему Европейские и Азиатские грани нашего Отечества, Угоднику Божию, да его молитвами укрепит Господь Сил оружие Твое, Державный Вождь Земли Русской, да соделает Тебя для злодеев внешних и внутренних страшным, а для нас и всех верных сынов Твоих сохранит милостивым.

Сознаем мы, дорогой наш Царь Батюшка, что согрешили мы на Небо и пред Тобою и навлекли Гнев Божий, но умоляем Тебя, прости нас и защити всю Землю Русскую, а мы сами себя и друг друга и всю жизнь нашу Тебе вручаем, пред Богом каемся и на Него уповаем, что подаст Он, Милосердый, заступлением Праведного Симеона, Царицы Небесной, Святителя Николая и прочих Угодников Божиих, чрез Тебя, мир земле нашей, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте. Вашего Императорского Величества Верноподданный богомолец Серафим, епископ Екатеринбургский и Ирбитский»[145].

(12.9.1915): «Верхотурье. Епископу Серафиму. Из Ставки Верховного Главнокомандующего. Сердечно благодарю Вас, Владыко, и поручаю передать братии Николаевского монастыря и всем собравшимся на праздновании Мою искреннюю благодарность за молитвенные благопожелания. Николай»[146].

Летом 1916 г., вскоре после прославления святителя Иоанна Тобольского, Государыня отправила двух Своих ближайших подруг (А.А. Вырубову и Ю.А. Ден) в паломничество. Отправились они туда в начале августа вместе с Г.Е. Распутиным[147]. Побывав в Тобольске и приложившись к мощам новопрославленного последнего Царского святого, они ненадолго заехали к Григорию Ефимовичу в Покровское. «Дни мудрости сибирского путешествия дают успокоение всем, - писал Г. Е. Распутин с дороги Императрице, находившейся в то время в Ставке. - Невольно заставляют почитать»[148]. Из Покровского отправились в Верхотурский монастырь. Это было последнее посещение Г.Е. Распутиным старца Макария. Больше в этом мiре они уже не увиделись.

Для А.А. Вырубовой это была уже вторая поездка в Верхотурье[149].

«Прелесть Урала описать трудно, - читаем в позднейшей версии мемуаров Анны Александровны, рассказывающих о первом паломничестве. - Железнодорожное полотно проходит по чудесным местам, то здесь, то там видны из окон вагона кедровые рощи.

Приехав в монастырь, я пошла к игумену Ксенофонту, бывшему монаху Валаамского монастыря в Финляндии. Он определил для моего пребывания маленький домик, выстроенный для Царской Семьи в надежде, что когда-нибудь Они почтят монастырь Своим приездом. Дом, окруженный кедрами, находился на склоне холма. С балкона открывался прекрасный вид на монастырь и Уральские горы. Дом был очень комфортабельный и хорошо обставлен. Я все еще помню вкусную сибирскую рыбу, пироги и кедровые орешки - основное питание в этих местах.

Все монастырские здания были сооружены из камня, покрытого штукатуркой и соединялись с огромным собором, где была гробница русского святого, Симеона Верхотурского. Паломники стекались со всей Сибири в эту чудесную местность, сердце Урала. Мне предложили поехать к отцу Макарию, отшельнику, жившему в келлии в двенадцати верстах от монастыря. Я охотно согласилась. Путь лежал через темный лес, пересекаемый горными ручьями.

Я чувствовала себя крайне несчастной и просила старца молиться за меня. К дверям келлии я приблизилась одновременно с другими паломниками. Я помню, как я бежала впереди других, заливаясь слезами, как он положил руку на мою голову, посмотрел на меня мягко и сказал: "Ничего, ничего, все пройдет, все будет хорошо".

За время моего пребывания в монастыре я не раз приезжала к отшельнику. Много людей искали у него помощи и совета. И я заметила, что даже ему, не желавшему ничего для себя, завидовали. Он был простым необразованным человеком, но Бог наделил его даром понимания других и способностью утешать. Много было таких святых старцев по всей России, особенно вблизи монастырей. Интересно, что в большинстве это были выходцы из крестьянской среды, часто совсем неграмотные. Мое сердце, полное детской веры, тянулось к ним. Эти старцы много перестрадали в свое время; их опыт во внутренней, духовной жизни значительно превосходил опыт их жизни в мiру»[150].

От этого первого посещения Верхотурья сохранилось множество фотографий, сделанных Анной Александровной.

 «Оба раза, - вспоминала А.А. Вырубова, - на обратном пути заезжали в Верхотурский монастырь на Урале, где говели и поклонялись мощам св. Симеона. Посещали также скит, находившийся в лесу, в 12 верстах от монастыря; там жил прозорливый старец отец Макарий, к которому многие ездили из Сибири. Интересны были беседы между ним и Распутиным»[151].

Было что вспомнить и Ю.А. Ден: «Ночь мы провели в странноприимном доме при монастыре, потом Распутин предложил нам отправиться с ним в лесную келлию отшельника, которого местные жители почитали за святого. [...] Оказалось, что отшельник живет в самой глубине леса, и его келлию вполне можно принять за птичий двор. Он был окружен домашними птицами всех пород и размеров. [...] Он снабжал монастырь множеством яиц, но мы поужинали весьма скромно: нам предложили холодную воду и черный хлеб. Что такое кровать, отшельник не имел представления, так что нам пришлось спать на жестком глиняном полу»[152].

Еще более пространные воспоминания об этом паломничестве стали известны сравнительно недавно. Принадлежат они Тамаре Александровне Шишкиной-Березовской:

«1916 год. Мы живем на даче в деревне под Екатеринбургом у знакомых крестьян. Стоит прекрасный август, солнце, тепло. В городе вспоминают, что скоро будет отмечаться память Святого Симеона Верхотурского чудотворца. Это тихий, крестьянский святой, жизнь свою проведший среди стрельцов, казаков, хлебопашцев, вогулов, помогавший им в работе. Он шил им полушубки, нянчил их детей и любил удить рыбу. Он так и изображен на иконах, стоящим над речкой с удочкой в руках.

У нас в то время гостил в деревне дед по матери, известный томский врач, сын сосланного в 1863 году в город Тобольск царским правительством польского шляхтича-повстанца, Иосиф Иустинович Березницкий. В сильно пожилом возрасте он стал очень религиозным человеком, и вот он решил: едем на богомолье в Верхотурье. Собрались дедушка, моя мама, я, десятилетняя девочка и мой семилетний брат.

Едем поездом, вагоны переполнены. Ближе к Верхотурью по вагонам заходили какие-то странные личности, не богомольцы. Дед говорит, что это шпики кого-то выслеживают. Поезд останавливается у станции, а она вдали от города. Видим - стоит вереница экипажей: пары, тройки лошадей. Публику из вагонов просят не выходить. И вдруг среди пассажиров разносится слух - приехал Распутин. Смотрим, в экипажи садятся военные, даже генералы, дамы важные, большей частью в костюмах сестер милосердия с красными крестами на косынках и фартуках, но среди садившихся в экипажи мы Распутина не разглядели. Они уехали, а потом и нам подали лошадей.

И вот мы в монастырской гостинице. Все необычно. Длинные высокие коридоры с жесткими диванами по стенам, гостиничные номера, похожие на келлии, но вместительные, и обязательно иконы в Красном углу. Почти везде "Святой Симеон Праведный", как всегда скромный на бережку речки. Мальчики-послушники в черных рясках приглашают на ужин в общую трапезную. Это огромная комната, длинные два стола стоят друг против друга во всю ширину и длину трапезной. Скатертей на столах нет, но они начисто выскоблены. В переднем углу киот с иконами. Во главе столов аналой с Евангелием и житиями святых. Садимся на длинные скамьи. Ужин уже подан, в деревянных глубоких мисках каша и яичница, в эмалированные кружки послушники наливают из общих чайников чай и квас. Прислуживают богомольцам молодые послушники. Во время ужина монах читает Евангелие и о жизни Святого Симеона Праведного. После ужина все легли спать в своих келлиях на жестких постелях.

И вот утро, солнечное, яркое и очень теплое. А мальчики-служки уже зовут богомольцев скорее на завтрак, а потом в церковь к обедне. Идем по Николаевскому мужскому монастырю. Гудят колокола на церквях, слышен веселый и торжественный перезвон. Мощные стены, окружающие здания монастырских келлий, входные врата, собор, церкви, часовни - все белоснежное, сверкает на солнце. Кругом масса зелени, кустарники, клумбы с цветами. Подходим к собору Крестовоздвиженскому. Перед входом в него на земле разостлан красный ковер, точно Царя встречают.

Многочисленная толпа богомольцев, теснота перед входными дверями в Собор. По ковру в него уже прошел Григорий Распутин со своей большой свитой. Ему оказана торжественная встреча. В Соборе невероятная давка. Распутин и его сопровождающие стоят посредине церкви. Публика все больше нарядная, важная, много приехавших со всего Екатеринбургского уезда, а может быть и дальше. В церкви все сияет. Зажжены все люстры, паникадила, свечи и у икон, и у серебряной раки (гробницы) Симеона Верхотурского. Иконы украшены цветами, обедню служит Архиерей, он и все священники и дьяконы в парадных блестящих ризах. Все они облачены как на Пасху.

Григорий Ефимович Распутин стоит на самом почетном месте во главе свиты на разостланном ковре. Он в русской светло-желтой рубашке, опоясан русским кушаком с кистями, в бархатных шароварах и лаковых сапогах. Причесан как Христос на иконах, посредине пробор в каштановых волосах, которые подстрижены до плеч. Молится истово, осеняя себя широким крестом. С ним вместе молится и его свита: генералы в орденах, важные дамы, говорят, даже великокняжеского происхождения. Лицо у него благообразное, спокойное, сосредоточенное, приятное.

В конце обедни, когда из алтаря выносят крест и кладут его на аналой посредине церкви, чтобы каждый мог приложиться к нему, первым поцеловать крест подходит Распутин, за ним его свита. И вот после них началась страшная давка среди молящихся. Все богомольцы бросились толпой ко кресту, чтобы оказаться около Распутина, лучше разглядеть "старца", прикоснуться к нему. И вот тогда эта толпа вытолкнула меня к самому "старцу", прямо под его правую руку. И он, широко крестясь, задел меня локтем по голове, как бы "смазал" по щеке. Я онемела. Дедушка, увидев это, выхватил меня из толпы и увел всех нас из собора.

Три дня провели мы в Верхотурье, и все эти дни здесь творилось то же самое, что и в первый день пребывания Григория Ефимовича в Николаевском мужском монастыре. Везде шумные сборища людей, обсуждающих свои встречи со "старцем", торжественные богослужения в церквях. Из самых дальних келлий и скитов в церкви приходили глубокие старцы и старушки, монахи и монашки и тут же выясняли свои взаимоотношения.

Много в те дни в публике ходило легенд и историй о жизни Григория Ефимовича. Передавали рассказ мальчика, сына дорожного мастера депо станции Кушва, как "старец", выйдя из вагона, гулял по платформе с большой связкой баранок на шее, как в венке. Местные торговцы преподнесли ему свои изделия, а он не стеснялся их подношений.

Нарушился в городе и монастыре обычный порядок посещения богомольцами святынь монастырских. Не было в церковных службах духовной сосредоточенности, глубокого молитвенного настроения и у служителей церкви, и прихожан, и приезжих богомольцев. Посещение Верхотурья необычным богомольцем, широко известным в России человеком, вызвало интерес населения и приезжих и большое оживление на улицах.

Мы много гуляли по сказочному северно-уральскому Суздалю-Верхотурью, мимо небольших, но чудесных воеводских палат, домов стрельцов, деревянных домов обывателей уральского типа в зеленых палисадниках, в зарослях черемухи, рябины. Видны были замечательные и редкие для екатеринбуржцев густые красавцы кедры. Мама моя даже взяла для себя отросток кедра, чтобы посадить его дома. Изредка встречались каменные дома - двухэтажные, некоторые с колоннами, где размещались присутственные места, и дома богатых купцов. Город пересекает полноводная синяя река Тура и очень украшает его.

Поглядели с любопытством двухэтажный бревенчатый дом, украшенный редкой деревянной резьбой. Дворец сказочного царя Берендея. Здесь-то и остановился "старец" Григорий со свитой.

Прошло три дня нашего необычного богомолья и мы уезжали домой со станции Верхотурье. В ожидании поезда дедушка, мама и я с братом гуляли по перрону. У мамы в руках был горшочек с тем отростком кедра, который она недавно приобрела. Моя мать была высокая, стройная, интересная, хорошо одетая женщина, обращавшая на себя внимание. Идем мы мимо группы людей, оказывается, это Распутин со свитой. Они тоже уезжают с нами вместе. Распутин сидит один на поданном ему стуле. Его сопровождающие окружают его. Видно, как уважительно они относятся к "старцу". Вдруг раздается его голос: "Мадам, что у вас в руках? Что вы несете? Кто вы такая? Кто ваш муж? Где живете? Куда едете?"

Мама потом говорила, что очень удивилась вопросам говорившего с ней Распутина и даже как-то испугалась его. А я с братишкой стояла прямо у колен сидящего "старца" и мы во все глаза глядели на него»[153].

Последняя документально зафиксированная дата пребывания Григория Ефимовича в Верхотурье - 25 августа 1916 г. В этот день он послал отсюда телеграмму Императрице Александре Феодоровне: «Исполнили желание у раки Праведника - он уврачует, даст нашим полководцам разума, святыни. Разум - всему победа»[154].

В память о той последней встрече сохранилась фотография: старец Макарий и Г.Е. Распутин[155].

Примерно к тому же времени относится одно из последних известных ныне пророческих указаний старца Макария. Поведала о нем в конце 1990-х 96-летняя раба Божия Елизавета из поселка Баранчи, что под Кушвой в Верхотурье. «Она еще до революции ездила к старцу с сестрой Верой, но в тот раз им не повезло, их встретил лишь послушник, а Макарий был в отъезде. Ее сестра оказалась более удачливой и через некоторое время она повторила свой визит к старцу. Тогда ей предстала удивительная картина: по приглашению хозяина на второй этаж курятника поднималась красивая дама в белом атласном платье с оборочками и в шляпе с вуалью. При ее появлении в своем хозяйстве старец стал что-то невразумительное лопотать, а затем повязал ей на правую руку белый бант, а на левую - красный, и стал бить ее своим посохом, что-то приговаривая. Шикарная дама даже не пыталась защищаться, смиренно принимая побои отшельника как милость Свыше»[156].

Последняя запись, сделанная Григорием Ефимовичем 13 декабря 1916 г. и сохранившаяся затем у Государыни, была связана с закладкой под Петроградом храма во имя Св. праведного Симеона Верхотурского (что это был за храм, выяснить пока не удалось): «Дивное чудо совершилось на закладке честного храма. Неописанная радость! Появление чудес! Излагаемая протекция Самого Вышнего Создателя, Посланники Божии, по образу сотворены и по подобию Его, явились, изложили и посеяли в сердца их о праведном и Богомудром Рыбаре Чудотворце Симеоне Верхотурском. Именно Рыбарь. - Когда была закладка в такой дичи и лесу - там не произносил никто глас о хвале Божества, вдруг услышался на том месте голос чудесный дивных певцов о Божьем Славословии. И строители Божьи и начинатели сей Доброты ходили не по земле той, не помышляли о земном и по слову Божию "око чисто", и лица их были сияющие, отрешались в те минуты от земного суетного положения и молитва совершалась богомысленным дарованием с радостию и без запинок. Руководил ввиду Господь по праведного Симеона Верхотурского молитвам и переселялись слова Апостола Петра всем предстоящим в сердца, что "Адовые врата не одолеют никогда". И на сем месте будет земное дарованье. Праведный Симеон не редко творил чудеса, и на сем месте умножил славу и сотворил радость и начинателей храма сбережет в житницу небес»[157].

Сама мученическая кончина Григория Ефимовича произошла в канун ежегодно празднуемого в Верхотурской обители 18/31 декабря прославления праведного Симеона, случившегося в 1694 г. Ныне этот день отмечен во всех церковных календарях.

***

Среди икон Царственных Мучеников, обнаруженных следствием после Их убийства в Ипатьевском доме, значатся: «финифтевый образок св. Симеона Верхотурского, маленький, в металлической рамочке, на обороте обтянут малиновым бархатом». Это наверняка была икона, подаренная Царской Семье Г.Е. Распутиным 13 октября 1906 г. в Петергофе. Государь записал в этот день в дневнике: «В 6 ¼ к нам пришел Григорий, он привез икону Св. Симеона Верхотурского, видел детей и поговорил с ними до 7 ½»[158].

Значится в описи также «образ св. Симеона Верхотурского, малого размера, чеканенный на гипсе с деревянным основанием, в красках и как бы в золотой раме. На обороте написано: «Дорогой Татьяне от Ани. 1916». Также с Верхотурской обителью и, по всей вероятности, также с А.А. Вырубовой связан значащийся в той же описи образ святителя Николая Чудотворца с карандашной надписью на обороте «А.В.» и штемпелем: «Сия икона освящена на мощах святого праведного Симеона Верхотурского чудотворца. 12 июня 1914 года»[159].

Большой образ св. Симеона находился также на одной из четырех сторон часовни, стоявшей, как это видно на многих фотографиях, перед самым Ипатьевским домом в Екатеринбурге и воздвигнутой на месте деревянной церкви, перенесенной в 1808 году на другое место[160]. Однако самым поразительным обстоятельством является факт нахождения мощей св. прав. Симеона Верхотурского (вскоре после последнего их вскрытия в 1929 г.) в Ипатьевском доме, в котором в предвоенные годы располагалось местное отделение Союза безбожников и антирелигиозный музей[161]. Некоторое время они были даже выставлены в музейной экспозиции. В 1946 г. музей был закрыт, а мощи передали в Свердловский областной краеведческий музей[162].

Знаменательно, что даже само разорение монастыря (реквизиция жилых и нежилых зданий красноармейцами), происходившее с 16 по 18 июля 1918 года, «совпало» по времени с цареубийством.

Эта самая жгучая, самая смертная связь была установлена через Григория Ефимовича.

На баррикадах лжи

Жесткой радиации подвергала общественность всё и вся, так или иначе относившееся к Распутину, если и не с симпатией, то, по крайней мере, объективно. «Досталось» и о. Макарию. Некая женщина, и после февральского переворота 1917 г. предпочитавшая не называть себя, в первых же словах своей лживой бульварной книжонки с претенциозным названием «Я встречалась с Григорием Распутиным» выразив почтение к «одному из виднейших общественных деятелей» П.Н. Милюкову, как могла, оболгала старца[163]. Ну, ни слова правды, одна мерзость...

И ведь не зря старалась. Книжку бережно хранил в своей библиотеке известный олимпиец, штангист Ю.П. Власов, передав, «когда стало можно», патриотическому издательству «Кедр», а то распечатало ее, «уникальную» и «загадочную», 50-тысячным тиражом на всю Россию. Следы знакомства с этой поделкой, в которой пастух о. Макарий, пасший коров и овец, превращается в свинопаса (свиньи в монастыре!), есть и у Э. Радзинского[164], и у Р. Бэттса[165] и, вероятно, у некоторых других.

Другие подобные «открытия» принадлежат популярному у нас зарубежному автору - американцу Р. Мэсси, в книге которого читаем об о. Макарии следующие «откровения»: «Сам старец в молодости был мотом, спустил отцовское наследство. А в один прекрасный день проснулся, преисполненный отвращения к земным радостям»[166]. Эту дурно пахнущую «утку» о старце из «Верхотуринского» [sic!] монастыря встраивает в свой опус «на двоих» профессор-психиатр А.П. Коцюбинский с сыном[167]. (И на том спасибо, что историки пока что не дерзают «исцелять» пациентов «доктора медицинских наук».)

Особая близость Г.Е. Распутина к Верхотурской обители навлекла обвинение на целый монастырь. Утверждали, что он являлся оплотом хлыстовства[168].

Побывавшей, как мы помним в 1910 г., в обители М.В. Сабашниковой ее друзья, такие же, как и она, антропософы-оккультисты, позднее «открыли глаза»: «...Уже в Германии я узнала, что Верхотурский монастырь служил местом ссылки, куда отправляли на покаяние монахов и сектантов, погрешивших против Церкви. Они и здесь тайно продолжали свое дело. Здесь же и Распутин встретился с оргиастической сектой "хлыстов"»[169].

Более красочно «тайну» этого монастыря описал в своей книге вышедшей в 1927 г. в Лейпциге Р. Фюлоп-Миллер. Под его пером студент духовной академии, впоследствии епископ, а в то время монах Мелетий (Заборовский) преображается в «Малюту Соборовского», старец Макарий - в «Макара»[170]. Встретившись с последним Распутин целовал «иссохшие руки святого, закованные в железо»[171]. А вот собственно об обители: «Верхотурский монастырь был одной из тех причудливых обителей, которые своим положением и укладом жизни больше походили на большую деревню, чем на место, предназначенное для укрепления веры. [...] Вскоре он [Распутин] с удивлением заметил, что монастырская братия делится на две группы, одна из которых играла как бы роль узников, а другая - охранников. Такое положение дел старательно пытались скрыть, никто об этом не хотел говорить. [...] Уже давно Верхотурский монастырь считался исправительным домом для монахов-отступников. Сюда постоянно прибывали мужчины изо всех уголков Сибири, вызывающие недоверие у отцов церкви. [...] Вскоре Распутин догадался, что сосланные еретики только для видимости отреклись от своей веры, хотя и соблюдали все церковные предписания. Чем ближе Распутин сходился с братьями на полевых работах или в свободные минуты, когда за ними никто не следил, тем сильнее в нем крепло убеждение, что не только "узники" не отказались от своей веры, но и многие из "охранников" переходят на сторону сектантов, а весь монастырь в Верхотурье лишь внешне исповедовал правила Православной Церкви, в действительности же он стал оплотом еретиков»[172].

Правда, однако, состояла в ином...

«Летом 1898 года, - читаем в современной истории обители, - председатель Екатеринбургского окружного суда ходатайствовал перед Екатеринбургской духовной консисторией о том, чтобы некоторые епархиальные монастыри приняли к себе для отбытия наказания и для исправления несовершеннолетних подростков, осужденных или только находящихся под следствием.

11 июня того же года епархиальное начальство дало согласие на отсылку юных нарушителей закона в Верхотурский, Далматовский и Кыртомский монастыри. Первая партия неприкаянных ребятишек прибыла в Верхотурье.

И уже 17 августа случилось черное событие. Один из прибывших - Александр Шестоперов - на виду паломников, молодых послушников и совсем юных мальчиков из монастырского хора вырвал страницу из книги "Житие праведного Симеона Чудотворца Верхотурского". Усмехнувшись, демонстративно показал клочок бумаги присутствующим. Там можно было рассмотреть сделанную ласковой рукой гравюру "Перенесение мощей из села Меркушинского в Верхотурье. 1704 год". Люди, неразрывно объединенные вместе полносердечным почитанием святого, благоговейно сопровождали раку Праведного.

Юный святотатец свернул самокрутку... Прикурил. Тлеющий огонек пополз по гильзе самокрутки. Добежал до изображения раки Симеона Чудотворца. Замер, словно наткнулся на ров с ледяной водой. Необъяснимо погас, пыхнув в чистый воздух монастырского двора порцией табачного смрада. Шестоперов сунулся в карман узких - по тогдашней моде небольших заводских городков - брюк. Достал спички. Вновь поджег махорку - и яростно начал ее раскуривать, надеясь - наивный! - что рукотворное тление уничтожит то, чему Свыше положено быть нетленным: образ Святого праведника... [...]

Настоятель Верхотурского Николаевского монастыря отец Иов - едва ему доложили о происшествии - сразу принял решение. Под любым предлогом отказаться от екатеринбургских высылок»[173]. О чем он 20 августа и написал «Покорнейший доклад» Преосвященному Христофору, епископу Екатеринбургскому и Ирбитскому, назвав богохульника Шестопаловым (знаменательная оговорка!).

Так что ни о каких хлыстах и вообще сектантах и речи не шло. Но у творцов легенд иные принципы, соответствовавшие требованиям заказчиков.

Вот какую клевету принял на себя целый большой монастырь за Григория Ефимовича...

***

Часто бывая в Верхотурье, Г.Е. Распутин посещал и другие монастыри в округе. Об одной из таких поездок стало известно недавно из не совсем обычного источника: протоколов допроса ОГПУ монахини Олимпиады (Ольги Шубиной)[174]. По ее словам, игумения Таисия, настоятельница женской обители[175], недолюбливала «старцев», в том числе и Распутина, о котором, к тому же, распространялись разные слухи. Его, как-то приехавшего, она встретила весьма холодно и недружелюбно. Почувствовав это, он сразу же ушел, прислав записку: «Я бы к вам не приехал, да большие велят; я зла вам не сделал, но силу на зло имею»[176].

 «Я вспоминаю, - рассказал своему собеседнику в 2004 г. известный современный богослов, преподаватель Московской Духовной академии прот. Валентин Асмус, - тот случай, который произошел с одним хорошо мне знакомым священником, который всегда был, так сказать, страстным обличителем Распутина и, по этой причине, как и многие другие, не хотел даже признавать святость Царской Семьи. Побывав однажды в городе Верхотурье, а это город севернее Екатеринбурга, где до революции на три тысячи жителей приходилось три монастыря, и узнав из местных преданий, какое тесное отношение к этим монастырям имел Григорий Ефимович, этот священник задумчиво произнес: "Оказывается, история с Распутиным гораздо сложнее, чем мы думали..."»[177]. (Речь, напомним, кроме Верхотурского Николаевского монастыря, идет о двух женских обителях: Верхотурском Покровском и Нижне-Тагильском Скорбященском в Верхотурском уезде.)

***

Собирая материалы по истории Верхотурского монастыря, первый после возобновления там монашеской жизни наместник обители игумен Тихон (Затёкин) обнаружил в одном из архивов следующий документ[178]:

Председатель Комитета

общественной безопасности

города Верхотурья.

Поручаю своему товарищу Пигулевскому немедленно арестовать в Верхотурском ските старца Макария и заключить его под стражу, произведя самый тщательный обыск у него в келлии. Имею на сей счет прямые указания товарища министра юстиции Скарятина. Начальник милиции в данном случае имеет безпрекословно повиноваться гражданину Пигулевскому.

Председатель Комитета БЕЛЯЕВ.

19 апреля 1917 г.

О том, что это была за нужда, узнаем из книги небезызвестного Э. Радзинского, в руки которого попало, как он утверждает, подлинное дело Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, купленное для него его другом виолончелистом М. Ростроповичем на аукционе «Сотбис»[179].

«Старца Г. Е. Распутина, - читаем в показаниях о. Макария следователям ЧСК, - я узнал лет 12 тому назад, когда я был еще монастырским пастухом. Тогда Распутин приходил в наш монастырь молиться и познакомился со мной [...] Я рассказал ему о скорбях и невзгодах моей жизни, и он мне велел молиться Богу». И далее: «Каких-либо дурных поступков за Распутиным и приезжавшими к нам с ним... не заметил»[180].

Даже из этого крайне скупого и выборочного цитирования (по всей вероятности, соответствующего тенденции автора книги) совершенно очевидно, что о. Макарий не нашел ничего предосудительного в жизни покойного уже к тому времени своего духовного сына, которого он в довершение всего называет старцем без каких-либо кавычек.

«Вот и все, что смогли выпытать у него о Распутине»[181], - сокрушается Э. Радзинский. Но даже это «немногое» не нашло никакого отражения в тексте обширного официального постановления Чрезвычайной следственной комиссии временщиков. А ведь речь идет о свидетельстве духовника Г.Е. Распутина.

Нетрудно представить себе разочарование следователей ЧСК, совершивших поездку в Верхотурье тогда с явно иными целями. (О «честности» и «объективности» этой комиссии, разумеется, говорить не приходится.) И возникает вполне закономерный вопрос: не является ли кончина 60-летнего старца Макария, последовавшая ровно через два месяца после того, как был выписан приведенный выше документ о его аресте, результатом рвения и разочарования этих самых «следователей»?

Согласно сохранившимся документам, старец почил в Бозе 19 июля 1917 г., будучи погребенным на братском кладбище Верхотурского Николаевского монастыря. Печальная весть достигла, в конце концов, и Царственных Мучеников. «Отец Макарий скончался 19-го июля»[182], - сообщала Государыня Ю.А. Ден из Тобольска 29 ноября 1917 года.

Монастырь закрыли в 1925 г., а вскоре был ликвидирован и Больше-Октайский скит[183].

Сохранился, однако, и более определенный отзыв старца Макария о своем духовном сыне. Не знаю, как рукописи, а правда Божия, действительно, ни в воде не тонет, ни в огне не горит.

В конце мая 1914 г. с о. Макарием встречался репортер екатеринбургской газеты «Зауральский край» В.П. Чекин (его свидетельства мы не раз цитировали). По его словам, старца пытались расспрашивать о Г.Е. Распутине («этой скандальной знаменитости»), на что тот будто бы «отвечал уклончиво». В действительности же ответы старца были весьма определенны. Впрочем, судите сами:

«- Что ж, про него плохого сказать нечего...

- А отчего же все про него говорят плохо?

- В силе человек. Завидуют - вот и говорят. Лукавый-то силен, каждому на его место хочется...»[184]

(Эти совершенно определенные высказывания старца Макария полностью проигнорированы автором последней биографии Г.Е. Распутина. Писатель А.Н. Варламов, судя по ссылкам и библиографии, прекрасно знакомый со специальной нашей работой на эту тему[185], делает вид, что никогда ни о чем подобном не слышал. Подающий себя в качестве объективного и безпристрастного исследователя, в этом конкретном случае, впрочем, как и в некоторых других подобных, он делает неимоверно замысловатые петли, рассуждает о чем угодно: о сроках пребывания Г.Е. Распутина в Верхотурском монастыре, о старчестве в обители, о духовничестве как таковом - вопросы, спору нет, сами по себе важные, - однако о главном, документально зафиксированном отзыве до сих пор чтимого старца Макария о Григории Ефимовиче, - молчок. Оно и понятно: не укладывается это никак в заказную концепцию.)

Сергей ФОМИН

см. фотоальбом "Старец Макарий"

см. фотоальбом "Октай"

Примечания

---

[1] Карьера Распутина // Русское слово. М. 1914. № 150. 1/14 июля. С. 3.

[2] Смыслов И. Распутин: знамение погибшего царства // Благодатный огонь. № 11. 2003. С. 50.

[3] Митр. Вениамин (Федченков). На рубеже двух эпох. С комм. С. В. Фомина. М. 2004. С. 159

[4] Свящ. Павел Флоренский. Сочинения в 4-х томах. Т. 3. Ч. 2. М. 1999. С. 46.

[5] Там же. С. 43-44.

[6] Варламов А.Н. Григорий Распутин-Новый. С. 22.

[7] Там же. С. 22.

[8] Григорий Ефимович Распутин-Новый. Духовное наследие. С. 27.

[9] Варламов А.Н. Григорий Распутин-Новый. С. 23, 26.

[10] Игумен Тихон (Затёкин), Нечаева М.Ю. Уральская Лавра. Екатеринбург. 2006. С. 245.

[11] Григорий Распутин. Сб. исторических материалов. Т. 1. М. 1997. С. 315.

[12] Сенин А. Григорий Распутин. (Из сибирских воспоминаний) // Речь. СПб. 1912. № 45. 16 февраля. С. 2.

[13] Император Николай II и Его Семья. По личным воспоминаниям П. Жильяра. Вена. 1921. С. 34.

[14] В дальнейшем Владыка Мелетий: епископ Якутский и Вилюйский (1912); Забайкальский и Нерчинский (1916). Оказавшись во время гражданской войны в Маньчжурии, в 1920 г. он стал епископом Харбинским. В 1930 г. заграничным Синодом возведен в сан архиепископа Забайкальского и Нерчинского с местопребыванием в Харбине. В 1931 г. вновь возглавил Харбинскую епархию. В 1939 г. Владыку Мелетия возвели в сан митрополита Харбинского и Маньчжурского. Скончался в Харбине.

[15] Тобольской духовной консистории секретное дело о крестьянине Григории Распутине-Новом. Л. 33 об. Ксерокопия из архива автора.

[16] Распутин-Новый Г. Е. Духовное наследие. С. 23.

[17] Звезда Верхотурья. Житие и чудеса праведного Симеона Верхотурского. М. 2001. С. 14-15.

[18] Распутин-Новый Г. Е. Духовное наследие. С. 68.

[19] Игумен Тихон (Затёкин), Шинкаренко Ю. В. Царей державо, праведных крепость. Из истории Верхотурского Крестовоздвиженского собора. Нижний Новгород. 2002. С. 76.

[20] Субботина О., Трунов Ю. В слиянии судеб и сердец... Философско-поэтический опыт постижения духовной истории Урала и России. Свердловск. 1998; они же. Святой праведный Симеон, кто ты? // Дёмин В.Н. Загадки Урала и Сибири. От библейских времён до Екатерины Великой. М. 2000. С. 466; Дёмин В.Н. Тайны Евразии. М. 2006. С. 100-105.

[21] Игумен Тихон (Затёкин), Шинкаренко Ю. В. Царей державо, праведных крепость. С. 48.

[22] Solovieff-Raspoutine M. Mon pere Grigory Raspoutine. Р. 25.

[23] Огаркова Р.Н. Распутин, Верхотурье, Симеон Праведный // Верхотурская старина. 2001. № 11-12. С. 11.

[24] Rasputin M. My Father. Р. 44.

[25] Solovieff-Raspoutine M. Mon pere Grigory Raspoutine. Р. 25.

[26] Ibid. Р. 28.

[27] И. М-въ. У Григория Распутина // Новое время. № 12908. 1912. 18 февраля/2 марта. С. 3.

[28] Иеромонах Пантелеимон. Распутин в Верхотурье // Верхотурская старина. 1998. № 3. С. 6; Смирнов В. Л. Неизвестное о Распутине. С. 14; Игумен Тихон (Затёкин), Шинкаренко Ю. В. Царей державо, праведных крепость. С. 49.

[29] И. М-въ. У Григория Распутина // Новое время. № 12908. 1912. 18 февраля/2 марта. С. 3.

[30] Рылов А. Поездка в Тобольск... за кумганом // Лукич. Тюмень. 1999. № 2 (6). С. 126.

[31] Григорий Ефимович Распутин-Новый. Духовное наследие. С. 26.

[32] М. Волошина (М. В. Сабашникова). Зеленая змея. История одной жизни. Пер. с нем. Н. М. Жемчужниковой. М. 1993. С. 196-197.

[33] Распутин-Новый Г. Е. Духовное наследие. С. 20.

[34] Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв. Т. VIII. С. 179.

[35] Григорий Ефимович Распутин-Новый. Духовное наследие. С. 27.

[36] Solovieff-Raspoutine M. Mon pere Grigory Raspoutine. Р. 35.

[37] Ibid.

[38] Биография Распутина // Голос Москвы. 1914. № 151. 2/15 июля. С. 4.

[39] Располагался в 110 верстах от уездного г. Ирбита Пермской губернии на берегу р. Кыртомки. В 1878 г. здесь, среди дремучих лесов и непроходимых болот, поселился инок Адриан - пермский крестьянин Андрей Медведев, постриженный на Афоне. После того, как к нему присоединился отставной солдат родом из Тульской губернии Тимофей Шеин, была основана обитель, официально признанная в 1891 году монастырем. Численность братии перед революцией достигала 84 человек. Она, как писали очевидцы, «проводила время в непрестанных трудах, снискивая этим себе пропитание». На кладбище Верхотурской обители упокоился ближайший сотаинник старца Адриана схимонах Трифиллий (†9.4.1905).

[40] Игумен Тихон (Затёкин), Нечаева М.Ю. Уральская Лавра. С. 154.

[41] Там же. С. 154.

[42] Там же. С. 163.

[43] Валаамский патерик. Спасо-Преображенский Валаамский монастырь. 2001. С. 309-310.

[44] Игумен Тихон (Затёкин), Нечаева М.Ю. Уральская Лавра. С. 195.

[45] Валаамский патерик. С. 310.

[46] Старец Илия, Верхотурский Чудотворец // Русский паломник. № 21-22. 2000. С. 63-71; О. Г[ерман][(Подмошенский)]. Преподобный Арефа, игумен Верхотурский // Русский паломник. № 36. 2005. С. 201-210.

[47] Нечаева М.Ю. За стенами древней обители. Четыре века истории Верхотурского Николаевского монастыря // http://atlasch.narod.ru.

[48] Варламов А.Н. Григорий Распутин-Новый. С. 34-25.

[49] Валаамский патерик. С. 319.

[50] Игумен Тихон (Затёкин), Нечаева М.Ю. Уральская Лавра. С. 195-196.

[51] Там же. С. 197.

[52] Григорий Ефимович Распутин-Новый. Духовное наследие. С. 26.

[53] Чекин В. П. В царстве святого Симеона Верхотурского. Впечатления. 1914 год. Б. м. 1999. С. 44.

[54] Там же. С. 3.

[55] Там же. С. 16.

[56] Там же. С. 3-4.

[57] Там же. С. 12.

[58] Solovieff-Raspoutine M. Mon pere Grigory Raspoutine. Р. 35.

[59] Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. С. 138

[60] Баранов В.С. Летопись Верхотурского Св.-Николаевского мужского общежительного монастыря. Нижний Новгород. 1910. С. 246.

[61] Ср. с наставлениями известного афонского старца Паисия (†1994): «Если ты хочешь стать монахом, но у тебя есть больные родители или старики, о которых некому позаботиться, младшие братья или незамужние сестры, будь внимательным, чтобы  не встать и не уйти, прежде чем посоветуешься, потому что и ты будешь страдать от угрызений совести в монастыре, и те, которые останутся без поддержки, возможно, будут роптать. [...] В случае, если у тебя есть незамужние сестры, будь осторожен, чтобы не укорять их и не говорить им, что ты остаешься в мiру из-за них. Говори им, что ты еще не готов, иначе они, несчастные, будут вынуждены выйти замуж поспешно, чтобы освободить тебя. Однако это будет рабством и для них, а позже и для твоей совести, и тогда твоя душа будет постоянно порабощена безпокойством» (Старец Паисий Святогорец. Письма. Пер. с греч. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. С. 28, 30).

[62] Там же. С. 247.

[63] Игумен Тихон (Затёкин). Нечаева М.Ю. Уральская Лавра. С. 245.

[64] В ряде источников Актайский.

[65] Баранов В.С. Летопись Верхотурского Св.-Николаевского мужского общежительного монастыря. С. 241.

[66] Там же. С. 245.

[67] Раб Божий Христофор. Верхотурский старец Макарий // Верхотурская старина. 1999. № 5-6 (17-18). С. 4. (Далее: Верхотурский старец Макарий.)

[68] Игумен Тихон (Затёкин). Нечаева М.Ю. Уральская Лавра. С. 246.

[69] Баранов В.С. Летопись Верхотурского Николаевского мужского общежительного монастыря (Екатеринбургской епархии) в связи с историческим сказанием о житии св. праведного Симеона Верхотурского чудотворца. Б.м. 1991. С. 251.

[70] Верхотурский старец Макарий. С. 4-5.

[71] Там же. С. 4.

[72] М. Волошина (М. В. Сабашникова). Зеленая змея. С. 43.

[73] Там же.

[74] Там же. С. 137.

[75] Там же. С. 192.

[76] Там же. С. 45.

[77] Еще до того, как М. В. Сабашникова приступила к написанию своих воспоминаний, она в Германии в журнале «Christengemeinschaft» (Stuttgart. 1925. Heft 12) опубликовала о нем специальную статью, оказавшуюся для нас пока, к сожалению, недоступной.

[78] Там же. С. 193-194.

[79] Там же. С. 194-197.

[80] Чекин В. П. В царстве святого Симеона Верхотурского. С. 37-38.

[81] Там же. С. 38.

[82] Там же. С. 39-41.

[83] Верхотурский старец Макарий. С. 5.

[84] Распутин-Новый Г. Е. Духовное наследие. С. 87.

[85] Хроника великой дружбы. Царственные Мученики и человек Божий Григорий Распутин-Новый. Сост. Ю. Рассулин, С. Астахов и Е. Душенова. СПб. 2007. С. 10.

[86] Радзинский Э.С. Распутин. Жизнь и смерть. С. 88.

[87] Судя по записям в Царском дневнике, речь идёт о кн. Владимiре Николаевиче Орлове (1868†1927) - генерал-лейтенанте, начальнике Военно-походной канцелярии ЕИВ. - С.Ф.

[88] Спиридович А.И. Начало Распутина // Иллюстрированная Россия. Париж. 1932. № 15. С. 5.

[89] Возрождение. № 63. Париж. 1957. С. 137.

[90] Нестеров М.В. О пережитом. 1862-1917 гг. Воспоминания. М. 2006. С. 384, 389, 542.

[91] Игумен Тихон (Затёкин), Шинкаренко Ю. В. Царей державо, праведных крепость. С. 49-50.

[92] Григорий Ефимович Распутин-Новый. Духовное наследие. С. 49.

[93] Чекин В. П. В царстве святого Симеона Верхотурского. С. 41.

[94] Там же.

[95] Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. С. 138.

[96] Игумен Тихон (Затёкин), Шинкаренко Ю. В. Царей державо, праведных крепость. С. 50.

[97] Романовы в Верхотурье // Верхотурская старина. 1998. № 7.  С. 7.

[98] См. о нем: Пуль Е. В. Судьба последнего настоятеля Свято-Николаевского монастыря // Верхотурский край в истории России. Екатеринбург. 1997. С. 87-92; Игумен Тихон (Затёкин). Судьба Архимандрита. Рассказ о судьбе последнего настоятеля Верхотурского мужского Николаевского монастыря архимандрита Ксенофонта на основании документов, до последнего времени считавшихся секретными. Березовский. 1999.

[99] Чекин В. П. В царстве святого Симеона Верхотурского. С. 9.

[100] Там же. С. 45.

[101] Верхотурский старец Макарий. С. 5.

[102] Чекин В. П. В царстве святого Симеона Верхотурского. С. 42.

[103] Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. С. 139.

[104] Там же. С. 140.

[105] Верхотурский старец Макарий. С. 4.

[106] Чекин В. П. В царстве святого Симеона Верхотурского. С. 41.

[107] Речь идет о епископах Екатеринбургских и Ирбитских: Митрофане (Афонском, †1920) и его преемнике Серафиме (Голубятникове, †1921).

[108] Митр. Вениамин (Федченков). На рубеже двух эпох. С. 153.

[109] Игумен Тихон (Затёкин), Шинкаренко Ю. В. Царей державо, праведных крепость. С. 50, 84.

[110] Игумен Тихон (Затёкин). Нечаева М.Ю. Уральская Лавра. С. 247.

[111] Огаркова Р. Духовник Царской Семьи в Верхотурье // Верхотурская старина. 1999. № 11-12 (23-24). С. 11; Чекин В. П. В царстве святого Симеона Верхотурского. С. 38.

[112] Романовы в Верхотурье. С. 7.

[113] Дубовская Е. «Великий старец», он же - Распутин, 47 лет от роду // Тюменские известия. 1997. № 27 (1653). 8 февраля. С. 3.

[114] Дёмин В.Н. Загадки Урала и Сибири. С. 477.

[115] Смирнов В. Л. Неизвестное о Распутине. С. 15.

[116] Романовы в Верхотурье. С. 7.

[117] Игумен Тихон (Затёкин), Шинкаренко Ю. В. Царей державо, праведных крепость. С. 60.

[118] Романовы в Верхотурье. С. 7.

[119] Игумен Тихон (Затёкин). Нечаева М.Ю. Уральская Лавра. С. 244.

[120] Екатеринбургские епархиальные ведомости. 1913. № 35. Отдел неофициальный. С. 816; То же. № 47. Отдел неофициальный. С. 1107-1108.

[121] Епископ Екатеринбургский и Ирбитский Серафим (Сергей Георгиевич Голубятников, 1856 † 1921) - родился в Воронежской епархии; после окончания Воронежской духовной семинарии (1879) был учителем Ново-Сетинского народного училища в Острогожском уезде. Псаломщик (1880). Рукоположен во иереи (2.8.1881). Овдовел (1890). Поступил в Московскую духовную академию (1895); пострижен в монашество (9.10.1895) и назначен казначеем Чудова монастыря. После окончания академии (1899) со званием кандидата богословия назначен настоятелем Высоко-Петровского монастыря в Москве (1900) и наблюдателем за школами в сане архимандрита. Хиротонисан в Успенском соборе во епископа Можайского, викария Московской епархии (2.1.1905). Епископ Подольский и Брацлавский (с 15.2.1908). Особо почитая Божию Матерь, в 1911 г. организовал массовое паломничество в Почаевскую Лавру. Шел пешком 200 верст во главе 20 тысяч паломников на поклонение цельбоносной стопочке Богородицы. Екатеринбургскую кафедру занимал с 20.3.1914. Уволен на покой решением съезда духовенства 10.5.1917, при временном правительстве.

[122] Екатеринбургские епархиальные ведомости. 1914. № 25. 22 июня. Отдел официальный. С. 225-226.

[123] Верхотурские торжества // Екатеринбургские епархиальные ведомости. 1914. № 23. Отдел неофициальный. С. 506-509.

[124] То же // Екатеринбургские епархиальные ведомости. 1914. № 24. Отдел неофициальный. С. 536-537.

[125] Там же. С. 538.

[126] Там же. С. 539.

[127] Там же. С. 539.

[128] Екатеринбургские епархиальные ведомости. 1914. № 23. Отдел неофициальный. С. 500-501.

[129] Там же. С. 519.

[130] Там же. С. 499.

[131] Чекин В. П. В царстве святого Симеона Верхотурского. С. 25-27.

[132] Екатеринбургские епархиальные ведомости. 1914. № 23. Отдел неофициальный. С. 520.

[133] Там же. С. 509.

[134] Звезда Верхотурья. Житие и чудеса праведного Симеона Верхотурского. М. 2001. С. 126.

[135] Романовы в Верхотурье. С. 7.

[136] Царский сборник. Сост. С. и Т. Фомины. М. «Паломникъ». 2000. С. 494.

[137] Танеева (Вырубова) А. А. Страницы моей жизни. С. 72.

[138] Царский сборник. С. 494.

[139] Григорий Ефимович Распутин-Новый. Духовное наследие. С. 91.

[140] Как предзнаменование можно рассматривать ряд обстоятельств, сопровождавших это паломничество в пределы Пермской губернии. Прежде всего, программой предусматривалось посещение Великой Княгиней города Алапаевска, не славившегося, как известно, никакими особыми святынями. Поездка в него не состоялась лишь в связи с началом войны. 4 июля 1914 г., когда начальство выехало встречать Великую Княгиню, в губернии случилось чрезвычайное (весьма редкое) происшествие: рабочий И.Н. Стрижев на шахте «Лесли» упал с 48-метровой высоты и разбился насмерть (Вяткин В.В. Христовой Церкви цвет благоуханный. Жизнеописание преподобномученицы Великой Княгини Елисаветы Феодоровны. М. 2001. С. 150, 152). Ровно через четыре года (день в день!) примет мученическую кончину Царская Семья. На следующий день вслед за Царственными Мучениками будет убита и Великая Княгиня: ее вместе с другими Алапаевскими мучениками сбросят в шахту.

[141] «...И даны будут Жене два крыла». Сб. к 50-летию С. В. Фомина. М. «Паломникъ». 2002. С. 191-193.

[142] См.: Августейшая Паломница Ее Императорское Высочество Великая Княгиня Елисавета Феодоровна в Пермской губернии. Пермь. 1915.

[143] С началом революции архимандрит Ксенофонт с братией не оставили обитель. Во время прихода белых Настоятель вручил 19 декабря 1918 г. командиру освободившего Верхотурье полка знамя с надписью «С нами Бог». После прихода летом 1919 г. красных укрывал мощи св. прав. Симеона. В мае 1920 г., с согласия прихожан, организовал общину, действовавшую вплоть до 1930 г. (вплоть до конфискации властями мощей). Арестовывался советскими карательными органами осенью 1920 г. (в связи с первым вскрытием мощей) и в конце мая 1921 г., когда был приговорен к двум годам принудительных работ без содержания под стражей. Работал бухгалтером. Будучи освобожден в ноябре 1921 г., лишен на два года права въезда в Верхотурье. Вновь возродил обитель, став ее настоятелем (15.9.1922). Арестован в 1925 г. Вскоре после этого последнего ареста архимандрита Ксенофонта, осуждения его и высылки за пределы Уральской области монастырь был окончательно закрыт. Крестовоздвиженский собор действовал до 1930 г. Известно, что архим. Ксенофонт служил в Перми личным секретарем архиепископа Иринарха (Синеокова-Андреевского, †1.3.1931). Вновь арестован (12.2.1932) и заключен в концлагерь на три года (7.9.1932). Скончался на строительстве Беломорканала.

[144] Фомин С. Русский инок // Игумен Серафим (Кузнецов). Православный Царь-Мученик. М. «Паломникъ». 1997. С. 66.

[145] Игумен Тихон (Затёкин), Шинкаренко Ю. В. Царей державо, праведных крепость. С. 85.

[146] Там же.

[147] Перед этим он был в Верхотурье в первых числах июля 1916 г.

[148] Фомин С. В. Последний Царский Святой. Святитель Иоанн (Максимович), митрополит Тобольский, Сибирский Чудотворец. СПб. 2003.  С. 459.

[149] Первая состоялась в середине июня 1914 г. (См.: Уральская жизнь. 1914. 12 июня). Сопоставляя первую поездку Анны Александровны в Верхотурье с таковой же епископа Феофана (Быстрова), писатель А.Н. Варламов умудрился даже на своём незнании выстроить сопровождающиеся определённого сорта «догадками» предположения: «...если исходить из того, что Царица более доверяла Вырубовой, то логично предположить, что она первая и поехала» (Варламов А.Н. Григорий Распутин-Новый. С. 156). Пальцем в небо, конечно, но за всем этим просматривается то, о чём за несколько часов до убийства Г.Е. Распутина писала Царица-Мученица: «вечно намеки на Меня и Моих людей!!!»; «они задевают всех окружающих Меня». «Когда Я была молода, Я ужасно страдала от неправды, которую так часто говорили обо Мне (о, как часто!), но теперь мiрские дела не затрагивают Меня глубоко, - Я говорю о гнусностях - всё это когда-нибудь разъяснится». Мы на это также уповаем.

[150] Неопубликованные воспоминания А.А. Вырубовой // Новый журнал. Кн. 131. Нью-Йорк 1978. С. 149-150.

[151] Танеева (Вырубова) А. А. Страницы моей жизни. С. 139-140.

[152] Ден Ю. Подлинная Царица. Воспоминания близкой подруги Императрицы Александры Феодоровны. СПб. 1999. С. 97-98.

[153] Шишкина-Березовская Т. А. Мои встречи с Григорием Ефимовичем Распутиным-Новых // Верхотурская старина. 1998. № 8-9. С. 7.

[154] Григорий Ефимович Распутин-Новый. Духовное наследие. С. 85.

[155] Верхотурская старина. 1998. № 8-9. С. 7; 1999. № 5-6 (17-18). С. 4

[156] Верхотурский старец Макарий. С. 5.

[157] Григорий Ефимович Распутин-Новый. Духовное наследие. С. 68-69.

[158] Дневники Императора Николая II. М. 1991. С. 338.

[159] Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв. Т. VIII. С. 407.

[160] Бирюков Е. Ипатьевский дом // Уральский следопыт. 1992. № 7. С. 11.

[161] После прихода летом 1919 г. большевиков в Верхотурье мощи св. Симеона были зарыты в Никольской церкви обители; раку схоронили на территории Красносельского женского монастыря на границе Ирбитского уезда. С упрочением советской власти государственные безбожники трижды (!) вскрывали мощи: 25 сентября 1920 г., в 1924 г., 30 мая 1929 г. Монастырь закрыли в 1925 г., а вскоре был ликвидирован и Больше-Октайский скит (Пуль Е. В. История Верхотурского Свято-Николаевского мужского монастыря в первой четверти ХХ в. // Культурное наследие российской провинции: история и современность. К 400-летию г. Верхотурья. Екатеринбург. 1998. С. 310-313). Сразу же после изъятия мощи некоторое время находились в Нижнем Тагиле. После этого, побывав на антирелигиозной выставке в Свердловске, они были переданы в Свердловский областной краеведческий музей. В 1989 г. рака с мощами была передана во вновь открытый храм, а 25.9.1992 г. возвращена в Верхотурский монастырь.

[162] Игумен Тихон (Затёкин). Нечаева М.Ю. Уральская Лавра. С. 309.

[163] Я встречалась с Распутиным. Пг. 1917. С. 25-28.

[164] Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. С. 138.

[165] Бэттс Р. Пшеницы и плевелы. Безпристрастно о Г. Е. Распутине. М. 1997. С. 12.

[166] Мэсси Р. Николай и Александра. Роман-биография. М. 1992. С. 43.

[167] Коцюбинский А. П., Коцюбинский Д. А. Григорий Распутин: тайный и явный. СПб.-М. 2003. С. 95.

[168] Дубовская Е. «Великий старец», он же - Распутин, 47 лет от роду // Тюменские известия. 1997. № 27 (1653). 8 февраля. С. 3.

[169] М. Волошина (М. В. Сабашникова). Зеленая змея. С. 194.

[170] Фюлоп-Миллер Р. Святой демон Распутин. М. «Республика». 1992. С. 26, 31.

[171] Там же. С. 33.

[172] Там же. С. 27-28.

[173] Игумен Тихон (Затёкин), Шинкаренко Ю. В. Царей державо, праведных крепость. С. 7-8, 9.

[174] Монахиня Олимпиада (Ольга Михайловна Шубина, 1877†24.2.1963) - последняя перед закрытием настоятельница Верхотурского Покровского женского монастыря (1925-1932). Послушница (1897). Заведовала канцелярией (с 1900). С 1928 монахиня. После закрытия обители жила в Верхотурье при Знаменской церкви. Сослана в Казахстан (1932-1949). С 1954 г. проживала в Кушве, а затем в Верхотурье. - С. Ф.

[175] Игумения Таисия (Сычева) - настоятельница Верхотурского Покровского женского монастыря (1907-1925). С 1909 г. игумения. - С. Ф.

[176] Иеромонах Пантелеимон. Распутин в Верхотурье. С. 7.

[177] Беседа с С. Чесноковым. «Протоиерей Валентин Асмус: Судьба России была именно такой» // Русская линия.

[178] Расшифровка фотографии документа (Верхотурский старец Макарий. С. 4).

[179] Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. С. 25.

[180] Там же. С. 138.

[181] Там же.

[182] Ден Ю. Подлинная Царица. С. 202.

[183] Пуль Е. В. История Верхотурского Свято-Николаевского мужского монастыря в первой четверти ХХ в. С. 310-313.

[184] Чекин В. П. В царстве святого Симеона Верхотурского. С. 42. Выделено мною - С. Ф.

[185] Фомин С.В. Старец Макарий Актайский и Григорий Распутин // Русский вестник. 2006. № 9. С. 7-10; № 10. С. 7-10.